Библиотека научного социализма под общей редакцией д. Рязанова
жүктеу/скачать 2.08 Mb.
|
|
1  ) См. интересную статью Akademikus'a: Statistische Nachklänge zu den Reichstagswahlen. «Neue Zeit» от 19 декабря 1903, S. S 368 — 369.
276
имущественно от обработки своего участка. О пролетарском характере «крестьянского» движения в Венгрии и Италии мы уже говорили в статьях: «Пролетариат и крестьянство», напечатанных в фельетонах «Искры» за 1903 год. Теперь мы отметим то, что происходит у виноградарей нижнего Лангедока. В последнее время землевладение сосредоточивается там в руках крупных предпринимателей, а некогда самостоятельные мелкие собственники все решительнее и решительнее становятся положение наемных рабочих 1). Сообразно с этим там возникают организации для защиты интересов наемного труда, и социалистические идеи, - хотя, к сожалению, главным образом в одностороннем виде революционного синдикализма, — быстро проникают в деревни. Движение лангедокских виноградарей возникло под сильнейшим влиянием городских рабочих. Но это влияние стало заметным и привело к серьезным практическим последствиям только с тех пор, когда в тамошней деревне возникли капиталистические отношения производства 2). Подобно виноградарям нижнего Лангедока, дровосеки центральных департаментов Франции тоже объединяются в синдикаты и тоже усваивают социалистические идеи. Но и они вербуются главным образом из сельских пролетариев и почти пролетариев 3). Продавцы рабочей силы 1  ) См. интересную работу Ожэ-Лярибэ, Les ouvriers de la viticulture languedocienne et leurs syndicats. Mémoires et Documents du Musée social, novembre 1903.
2) Заметим, что, по словам Оже-Лярибэ, мелкий собственник, имеющий мене двух гектаров, может сводить концы с концами только путем постоянной продажи своей рабочей силы. Его «собственность» служит для него источником кабалы. «В настоящее время у кого есть клочок виноградника, тот имеет и долги. Мелкая собственность поденщиков ведет лишь к тому, что лишает их независимости, потому что часто они должны тому самому землевладельцу, который их нанимает». Но дело тут, как видно, не только в долгах. «Землевладельцы, раскрывшие перед нами это достойное жалости положение, спрашивают, не лучше было бы, если бы рабочий не имел никакой собственности, потому что во время кризиса он страдает не меньше своих богатых соседей и лишен возможности отлучиться на искания работы в другом месте («Les ouvriers de la viticulture» etc. в Mémoires et Documents du musée social, 1903, № 9, p. 293). Avis для глубокомысленных экономистов вроде цюрихского профессора Юл. Пляттера, который в своих «Grundlehren der Nationaloekonomie» (Berlin 1903, стр. 394 — 395) насмехается над Энгельсом, утверждавшим, что обладание собственным домом может ослаблять позицию пролетария в его борьбе с нанимателем за рабочую плату. Ведь собственный домик часто именно привязывает рабочего к данному месту. 3) См. книгу Л. Г. Роблэна, Les bûcherons du Cher et de la Nièvre, leurs syndicats. Paris, 1903. Русскому читателю мы тем настойчивее рекомендуем эту книгу, 277
и здесь оказались более восприимчивыми к социализму, чем мелкие собственники 1). Странно, поэтому, что до сих пор в социалистическом мире Западной Европы не совсем исчезло то мнение, что в деревне мелкий собственник скорее откликнется на призыв рабочей партии, чем пролетарий. Такое мнение, очевидно, поддерживается лишь сознательной или бессознательной склонностью к «ревизионизму». Люди, твердо держащиеся точки зрения пролетариата, не могут теперь не замечать его несостоятельности. Мы с удовольствием узнали, что на аграрном съезде бельгийской социалистической партии, состоявшемся в конце ноября прошлого года, мнение это, нашедшее себе убежденного защитника в лице тов. Дебарси, встретило сочувствие лишь меньшинства делегатов, значительное же большинство их приняло решение, предложенное Вандервельдом и гласящее так: «Пропагандисты, действующие в сельских округах, никогда не должны упускать из виду, что рабочая партия есть, по самому определению своему, партия класса; что, следовательно, она должна защищать интересы всех эксплуатируемых, но прежде всего живущих в деревнях промышленных и сельскохозяйственных рабочих и тех мелких крестьян, условия жизни и труда которых приближаются к условиям существования наемных рабочих». Поясняя предложенный им проект решения, тов. Вандервельд очень верно заметил: «Никто не помышляет о том, чтобы исключить из рабочей партии мелких крестьян. Речь идет о том, чтобы определить, к какому классу мы должны прежде всего обратиться со своей пропагандой. И вот, я утверждаю: прежде всего к наемным рабочим и к тем крестьянам, которые приближаются к ним по условиям своего существования». Эта мысль, одобренная, как уже сказано, значительным большинством съезда, тождественна с тем, что говорится в предлагаемой брошюре Энгельса. Выходит, что для «Запада» брошюра эта до сих пор сохранила все свое значение. Но читатель спросит нас, пожалуй, какое значение может ч 1) Книга Роблэна тоже недурно могла бы разъяснить профессору Юл. Пляттеру, каким образом мелкая собственность нередко ведет к понижению заработной платы, получаемой собственниками. 278
иметь она для нас, российских социал-демократов: ведь всем и каждому давно и хорошо известно, что Россия не Запад. Ответ ясен. Эта брошюра покажет нам, до какой степени не пони мают задач современного социалистического движения те люди, которые, ссылаясь на то, что в земледелии будто бы не оправдались «предсказания Маркса, придумывают теперь особый крестьянский, «аграрный» социализм. Эти люди в огромном большинстве случаев находятся в лагере «ревизионистов» и совсем не сочувствуют революционным стремлениям пролетариата 1). У нас, — недаром же «Россия не Запад», — крикливыми носителями идей особого «аграрного» социализма явились люди, именующие себя социалистами-революционерами. Но читатель – со-циал-демократ прекрасно знает, как обстоит дело с революционностью этих гос-под. Кто-то, — если не ошибаемся, тов. Мартов, — в высшей степени метко ска-зал, что их «партия» носит свое двойное название единственно потому, что социализм ее не революционен, а революционность не имеет ничего общего с социализмом. В самом деле, по своим взглядам на аграрный вопрос в западных странах эти «революционеры» солидарны именно с «ревизионистами», т. е. с антиреволюционным минусом западной социал-демократии. Почему это так? Потому, что и нельзя сочувствовать революционным стремлениям пролетариата, не становясь на точку зрения этого класса. А они очень далеки от нее. Они стоят не на точке зрения пролетариата, а на точке зрения «всех вообще трудящихся», к которым принадлежат, по их определению, между прочим и самостоятельные мелкие собственники, живущие трудами рук своих и не эксплуатирующие наемного труда. Но в предлагаемой брошюре Энгельса справедливо сказано, что мелкий собственник этого разряда является теперь пережитком, завещанным буржуазному обществу старым, докапиталистическим способом производства. Современный пролетариат был вызван к жизни не чем иным, как разложением тех производственных отношений, которые были свойственны этому старому способу, Становиться на точку зрения этих отношений, значит, — по выражению Манифеста Коммунистической Партии, — стремиться повернуть назад колесо истории. А точка зрения этих отношений есть именно свойственная «социалистам-революционерам» точка зрения «всех трудящихся». 1  ) Читателя, желающего убедиться в этом, мы отсылаем к очень пухлой, претенциозной и широковещательной, но — увы! — очень бедной содержанием книге доктора Альфреда Носсига, Die moderne Agrarfrage, Berlin—Bern 1902. Она едва ли не лучше сочинения знаменитого г. Бернштейна показывает теоретическую несостоятельность и практический консерватизм ревизионистских стремлений.
279
В от почему и вот в каком, совершенно точном, научном смысле слова мы называем их социалистами-реакционерами. Читатель видит, что, давая им такое имя, мы руководствуемся не политическим задором, а вполне определенными теоретическими соображениями. При этом мы вовсе не думаем утверждать, будто они лгут, называя себя революционерами. Нет, огромное большинство их состоит, конечно, из искренних людей 1). Они искренно ненавидят существующий в России общественный и политический порядок и искренно стремятся к «социальной» революции, но они не понимают задач и условий этой революции. Отказываясь стать на точку зрения пролетариата, они поневоле и без собственного ведома становятся на точку зрения мелкой буржуазии. Они только терминологией отличаются от мелкобуржуазных партий, выступивших б революционные эпохи на исторической сцене Западной Европы 2). А в сущности они — родные братья тех французских демократов 1848 года, о которых мы встречаем у Маркса следующий интересный отзыв: «Но демократ, представляющий мелкую буржуазию, т. е. промежуточный класс, в котором притупляются интересы двух различных классов, воображает себя выше классовых противоречий вообще. Демократы (как и наши социалисты-реакционеры. — Г. П.) признают существование привилегированного класса, но они со всей остальной нацией образуют народ (трудящийся «класс» наших социалистов-реакционеров. — Г. П.). Они — защитники народных прав, их интересы — народные интересы. Им поэтому незачем накануне борьбы анализировать интересы и положение различных классов. Им незачем особенно осторожно взвешивать свои собственные средства (известно, что нашим с.-р. такое взвешивание всегда представлялось изменой революции. — Г. П.). Им стоит ведь только дать сигнал — и народ со всеми своими неисчерпаемыми силами бросится на угнетателей. А если на деле их интересы оказываются никому неинтересными, а их сила — бессилием, то или в этом виноваты губительные софисты, разделяющие нераздельный народ на различные враждебные лагери (подобно тому, как мы, не менее губительные социал-демократы, подразделяем народ на пролетариат и непролетарские слои. — Г. П.), или армия была слишком обесчеловечена, слишком ослеплена, чтобы видеть в чистых целях демократии свое собственное благо, или какая-нибудь де-
1) Ниже читатель увидит, почему мы не решаемся сказать это обо всех без исключения социалистах-реакционерах. 2) Да и это отличие не так велико, как можно было бы ожидать. Маркс говорит, что в Германии в сороковых годах каждый оппозиционно-настроенный буржуа называл себя социалистом. L'habit ne fait pas le moine. 280
таль в исполнении помешала всему, или же непредвиденная случайность на этот раз расстроила дело» 1). Мелкобуржуазные демократы всегда и везде считали свою ограниченность признаком широты своих социальных стремлений. Эта психологическая черта как нельзя более свойственна нашим социалистам-реакционерам. Да оно и неудивительно: одинаковые причины вызывают одинаковые действия. Ограниченность, мнящая себя широтой, сама по себе комична. Но она доходит до геркулесовых столбов комизма, когда пытается пересоздать современное ей революционное движение по своему образу и подобию. Конечно, ее усилия заранее осуждены на неудачу, подобно тому, как были заранее осуждены на неудачу реакционные стремления славного рыцаря, воспетого Сервантесом. Но на них не мешает иногда обратить внимание, чтобы еще вернее оценить тех, кто их делает. Поэтому напомним читателю об одном из упреков, который выставляется социалистами-реакционерами против аграрной программы нашей партии. По их словам, главный ее недостаток заключается в том, что она буржуазна. Но как понимать этот упрек? Думают ли наши противники, что мы и в социалистическом обществе хотели бы сохранить частную собственность на землю? Нет, они этого не могут думать, если имеют хотя бы малейшее понятие о научном социализме, решительными сторонниками которого мы были и будем: нашей конечной целью является обращение в общественную собственность всех средств производства, а, следовательно, и земли. Мы полагаем, что это требование, — осуществление которого подготовляется неотвратимым ходом развития капиталистического общества, — целиком лежит в интересах пролетариата и вовсе не выражает интересов буржуазии. И, кажется, мы правы. А если это так, то в чем же дело? По какому случаю шум? По тому случаю, что мы не выдумали особой крестьянской социалистической программы, которая указала бы нам путь к «социализации» земли ранее революции пролетариата, долженствующей обратить в общественную собственность все средства производства. А это равносильно требованию осуществить «аграрный» социализм в буржуазном обществе. Но кто же может выставить такое странное требование? Только тот, чей социализм сам исполнен буржуазного (т. е., собственно, мелкобуржуазного) духа. Значит, упрекая нас в буржуазности, гг. социалисты-реакционеры тем самым разоблачают свою собственную буржуазную сущность. Сама себя раба бьет, что не чисто жнет. Это ли не верх комизма? 1 ) «Восемнадцатое брюмера», стр. 44.
281
Гг. социалисты-реакционеры и сами чувствуют, что с точки зрения современного социализма дело обстоит не особенно ладно с их аграрно-«социалистически-ми» требованиями. Это чувство заставляет их радостно приветствовать все те будто бы критические замечания, которые, — с голоса буржуазных и реакционных экономистов, — направляются «ревизионистами» против марксизма вообще и особенно против «Марксовой догмы» в области аграрного вопроса. Тут, — как и во многих других случаях, — они являются самыми естественными и самыми надежными союзниками «ревизионистов», их родными братьями, чем еще раз ясно показывают, насколько поверхностны и половинчаты их революционные стремления. Они надеются, что гг. «ревизионисты» своей «критикой» расчистят почву для утопии, лежащей в основе их аграрного социализма. Эта утопия представляет собою наследство, завещанное нашему революционному движению народническим его периодом, и сводится к тому, что наша крестьянская община может сделаться исходной точкой для развития в сторону социализма производственных отношений, существующих в сельском хозяйстве. Так как эта ветхозаветная утопия, под влиянием марксистского анализа, давно уже утратила свою первобытную свежесть и разлетелась по всем швам, то гг. социалисты-реакционе-ры, в целях ее обновления, судорожно цепляются за новую утопию, придуманную «ревизионистами» и сводящуюся к вере в чудодейственную силу различного рода товариществ, основываемых пролетариатом в недрах капиталистического общества. «Ревизионисты» считают эти товарищества одним из могущественных средств «опустошения» капиталистического порядка. Эти товарищества служат им одним из самых главных козырей в «критике Маркса». «Ревизионисты» твердят, что Маркс не сумел оценить миссию таких товариществ. Но замечательно, что на эту «критику» Маркс ответил антикритикой еще в такое время, когда огромное большинство гг. «ревизионистов» еще и на свет не родилось. Находясь под свежим впечатлением событий 1848 г., он указывал на доктринерские эксперименты вроде меновых банков и рабочих ассоциаций, вызванные тем, что, разбитый в июне 1848 г., пролетариат отказывался от «мысли революционизировать старый мир могучими средствами этого мира в их совокупности, а стремится к своему освобождению — за спиною общества, частным путем, в пределах ограниченных условий своего существования» 1). Хотя самая идея рабочих ассоциаций изменилась с тех пор, но и до наших дней несомненно- 1  ) «Восемнадцатое брюмера», стр. 16.
282
то, что практикуемое «ревизионизмом» противопоставление их революционному марксизму вызывается доктринерской узостью мысли и полным отсутствием революционной энергии. Но это, конечно, не мешает нашим социалистам-«революционерам» и в этом случае стоять на стороне «ревизионистов»: новый материал для оценки истинного характера их будто бы революционных стремлений. Социально-«революционные» публицисты сами замечают неловкость своего единомыслия с «ревизионистами» и стараются доказать читающей публике, что вера в чудотворную силу товариществ, долженствующих привести к «социализации» крестьянского земледелия, после «социальной» революции, — которая совершится при сохранении товарно-капиталистического хозяйства, — не чужда и марксистам. Иногда мы наталкиваемся при этом на изумительные ссылки. Так, например, в № 14 «Революционной России» напечатано: «Перемена тактики по отношению к деревне и крестьянству с его привязанностью к земле в известных пределах была узаконена даже одним из отцов научного социализма, Ф. Энгельсом. Вопреки догме, согласно которой только пролетаризация приведет к социализму, — догме, которая особенно распространена в России, — Энгельс признал в статье «Die Bauernkriege in Frankreich und Deutschland» возможность для крестьян врасти в государство будущего другим путем. «Мы можем, — говорит Энгельс, — предложить крестьянам самим вводить крупное производство, но не за счет капитала, а за их собственный общественный счет». Как на пример, он указывает на пример датских социалистов и т. д.» 1). Публицист «Рев. России» ссылается как раз на ту работу Энгельса, которую мы издаем теперь в русском переводе. Читатель сам может судить поэтому, много ли правды в этой ссылке. О датских социалистах Энгельс говорит только то, что они уже двадцать лет тому назад стали разрабатывать план организации производственных сельскохозяйственных товариществ между мелкими крестьянами. Он не высказывает своего мнения о том, к чему привели усилия датских социалистов, ограничиваясь беглым замечанием, что в Дании мелкое крестьянское землевладение играет второстепенную роль. Что же касается тех стран, где оно распространено очень сильно, то упрочение и развитие сельскохозяйственных товариществ приурочивается им к одному непременному условию, о котором не счел нужным упомянуть публицист «Рев. России»: к захвату власти рабочим классом, к диктатуре пролетариата. У Энгельса прямо сказано,
283
что в каждом отдельном случае организация таких товариществ будет зависеть от обстоятельств, при которых общественная власть перейдет в наши руки. И вообще все это рассуждение является у него ответом на вопрос, как отнесемся «мы» — социал-демократы — к мелкому крестьянину в тот день, когда власть достанется нам. И, как бы опасаясь, что его мысль исказит какой-нибудь мелкий буржуа, стремящийся к упрочению мелкого землевладения, Энгельс спешит повторить основную мысль всей своей статьи, заключающуюся в том, что мы никоим образом не можем дать мелкому крестьянину обещание поддерживать его собственность и его хозяйство против превосходных сил капитализма 1). Вот оно, правдолюбие «Рев. России»! В «партии» социалистов-реакционеров есть два, очень не похожих один на другой, разряда лиц. Один из них придерживается «древнего благочестия» без всяких фраз и откровенно не понимает научного социализма. Миросозерцание людей этого разряда чуждо всякого элемента строгого мышления, их взгляды очень ветхи, но сами они отличаются по большей части цельностью и искренностью. Это — почтенные тени прошлого, безвозвратно минувшего времени, по странному, но в то же время трогательному недоразумению вообразившие себя призванными к новой жизни и к торжеству над социал-демократической ересью. Это — недалекие, но честные фронтовики российского разночинского движения. Другой разряд «состоит из лиц, вкусивших от древа новейшей социал-демократической литературы. Они читают Маркса и Энгельса (фронтовики только «не соглашались» с этими писателями), «критикуют» их с голоса буржуазной интеллигенции Запада и с точки зрения своих собственных, доморощенных предрассудков усердно распространяют аграрные идеи ревизионистов и не менее усердно приводят фальшивые цитаты в подтверждение и прославление своей эклектической идейной окрошки. Это — софисты социалистически-реакционной «партии». Об их искренности нельзя говорить иначе, как в насмешку. Ч 1) См. стр. 14—15 предлагаемой брошюры. 2) Тов. В. Перова переводит эту книгу на русский язык. 284
предлагаемой брошюре. Это показывает, насколько основательно высказанное публицистом «Р. Р. » убеждение о том, что ко времени написания этой брошюры Марксова «догма» подверглась изменению в голове Энгельса, который будто бы решился переменить «тактику по отношению к деревне». Московские барышни времен Фамусова словечка в простоте не говорили: «все с ужимкой». Цитируемый публицист «Рев. России» тоже не говорит о марксизме ни одного словечка в простоте: все с пере... иначением. Двадцатипятилетие смерти Маркса Заметки публициста Я пишу эти строки под непосредственным впечатлением международного чествования памяти Маркса по случаю 25-летия его смерти. Чествование это, несомненно, вышло грандиозным: в цивилизованных странах всего мира идеологи пролетариата выразили свое, конечно, вполне искреннее и, очевидно, очень большое уважение к памяти того великого человека, который не только кликнул, — вместе со своим неизменным другом Энгельсом, — знаменитый клич: «пролетарии всех стран, соединяйтесь!», но и выковал могучее духовное оружие для борьбы пролетариата с буржуазией. А когда исполнилось, в 1901 г., 25-летие со дня смерти М. А. Бакунина, то оно почти совсем не было отмечено в пролетарской печати. Это показывает, в чью пользу решила история «великий спор» между Марксом и Бакуниным, приведший к распадению старого Интернационала. В настоящее время программа Бакунина, — которую Маркс справедливо характеризовал, как «мешанину поверхностных идей, нахватанных справа «и слева» 1), — разделяется, в более или менее измененном виде, лишь немногочисленными кучками анархистов и, отчасти, так называющими себя революционными синдикалистами, между тем как программа Маркса объединяет огромнейшее большинство сознательных пролетариев. И это понятно. Бакунин был последним крупным представителем утопического социализма, неизбежно вырождавшегося в сектантство, а, — как справедливо замечает тот же Маркс в только что цитированном письме, — «развитие социалистического сектантства и развитие действительного рабочего движения всегда находятся между собою в обратном отношении». Со времени распадения первого Интернационала, рабочее движение выросло в колоссаль- 1  ) См. его письмо к Ф. Больте от 29 ноября 1871 г. («Письма К. Маркса. Фр. Энгельса и др. к Ф. Зорге и др. », перевод с немецкого под редакцией и с предисловием П. Аксельрода. С.-Петербург 1908, стр. 46).
286
ной степени, и именно его рост и его всесторонние успехи и показали, что в «великом споре» между Бакуниным и Марксом истина была на стороне этого последнего. В письме к Зорге от 27 сентября 1873 года Маркс говорит: «Сами события, неизбежный ход развития позаботятся о возрождении Интернационала в лучшей форме». И события, действительно, позаботились об этом. Интернационал в самом деле возродился в новой форме, более соответствующей условиям нынешнего рабочею движения. По справедливому замечанию т. Э. Вандервельда, к нему примыкает теперь 25 национальностей и миллионы организованных рабочих. Во всем цивилизованном мире нет такой силы, которая могла бы остановить успехи нового Интернационала. Будущее принадлежит «пролетариям всех стран», объединяющихся под красным знаменем международной социал-демократии! В сотрудничестве с Энгельсом Маркс положил основу научному социализму. Главная отличительная черта научного социализма состоит в том, что он представляет собою не что иное, как теоретическое выражение объективного хода общественного развития. До какой степени программа Маркса соответствовала ходу этого развития, видно, между прочим, из того, что в ее пользу свидетельствуют даже те явления в жизни международного социалистического пролетариата, которые на первый взгляд кажутся противоречащими ей. Так, например, учение уже упомянутых мною «революционных» синдикалистов есть возврат к прудонизму и бакунизму, местами совершающийся, правда, под весьма сильным влиянием новейшего манчестерства (чистой экономии», «австрийский школы»). А так как «революционный» синдикализм все-таки должен быть признан заметным общественным явлением в некоторых странах Европы, — недаром же кокетничают с ним оппортунисты французского социализма, — то на первый взгляд могло бы показаться, что современный ход рабочего движения не так уже сильно противоречит программе Бакунина, как это утверждаем мы, марксисты. Однако, это могло бы казаться именно только на первый и к тому же невнимательный взгляд. Я не буду распространяться здесь о том чрезвычайно, однако, знаменательном факте, что, тяготея к Прудону и Бакунину, теоретики «революционного» синдикализма могут в то же самое время тяготеть к «чистым» идеологам современной буржуазии. Я ограничусь ссылкой на то, что попытки вернуть пролетарскую теорию и практику «назад к Бакунину» яснее и убедительнее всяких рассуждений обнаруживают противоречие между программой Бакунина, с одной стороны, и требованиями современного пролетариата — с другой. 287
Как известно, Бакунин решительно отрицает пользу государственного вмешательства во взаимные отношения капитала и наемного труда. Не менее отрицательно относится он и к таким требованиям, как сокращение рабочего дня и т. п. И в этом отношении анархисты в течение долгого времени были верными последователями Бакунина. Уже весною 1872 г. на конгрессе в Сарагоссе испанские анархисты отвергли всякие совещания по поводу восьмичасового рабочего дня на том основании, что «они ознаменовали бы собою ограничение великой цели — полного упразднения всякого наемного труда» 1). В полном согласии с этим, очень авторитетный... в глазах анархистов Жан Грав пишет: «Требовать, чтобы государство вмешивалось в отношения между трудом и капиталом, значит — идти наперекор всякой логике: это вмешательство может оказаться выгодным только для тех, чьи интересы государство призвано защищать... Если рабочий день будет уменьшен до восьми часов, говорят нам защитники реформы, это уменьшит безработицу, происходящую от перепроизводства, и даст возможность рабочим поднять впоследствии заработную плату. С первого взгляда это рассуждение покажется вполне правильным, но для всякого, кто попытается дать себе отчет в явлениях, связанных с современным строем нашего, так называемого, общества, скоро станет ясна ошибочность его». Далее Грав сам «пытается дать себе отчет» в этих явлениях и, сославшись, между прочим, на «Капитал» Маркса, приходит к тому выводу, что добиваться сокращения рабочего дня могут только люди, готовые «попусту терять время, гоняясь за преобразованиями, которые ровно ничего не преобразуют». По его словам, анархисты стремятся «внушить рабочим, что им нечего ждать от подобного рода детских забав и что единственный путь к преобразованию общества, это — разрушение управляющих им учреждений 2). И это вполне верно, — точнее, это было вполне верно до тех пор, пока анархисты не увидели себя вынужденными считаться с требованиями рабочей массы. Анархисты в самом деле пытались убедить пролетариат в том, что добиваться восьмичасового рабочего дня значит увлекаться «детской забавой» 3). Однако, доводы, представлявшиеся столь убедительными с их сектантской точки зрения, 1 ) Иекк (Екк), Интернационал, С.-Петербург, 1906 г., стр. 39. Это отношение сарагосских бакунистов к восьмичасовому дню напоминает отношение наших «большевиков» к вопросу об ответственном министерстве.
2) Жан Грав, Умирающее общество и анархия. Издание группы коммунистов-анархистов. Женева 1901, стр. 162 — 167. 3) Там же, стр. 167. 288
не убедили пролетариата, так что им самим пришлось принять участие в столь резко осужденной и осмеянной ими «детской забаве». Анархисты, утвердившиеся во французских синдикатах, поддерживают не только требование восьмичасового дня, но также и — bombile dictu! — целого ряда законов, защищающих интересы наемного труда. И когда, добившись того или другого из подобных законов, французские рабочие синдикаты хотят воспрепятствовать нарушению его капиталистами, они демонстративно выходят на улицу с криком: «да здравствует закон!» Этот поистине возмутительный, с анархической точки зрения, крик раз давался в Париже не далее, как в ноябре 1906 г., во время демонстрации в защиту закона об еженедельном отдыхе. Я не знаю, в какой мере привыкло к нему теперь анархическое ухо, но я знаю, что анархисты должны мириться с ним, если не хотят утратить всякое влияние на французские профессиональные союзы. Анархисты должны были «поклониться» тому, что они «сжигали». А это значит, что жизнь и тут осудила Бакунина и оправдала Маркса, утверждавшего в памятной записке, представленной Генеральным советом Интернационала Женевскому конгрессу этой организации: «Проведением подобных законов (т. е. законов, ограждающих интересы наемного труда. — Г. П.) рабочий класс не укрепляет правящей власти. Рабочий класс, наоборот, подчиняет себе эту власть, которою теперь пользуются против него. Общим законодательным актом рабочий класс достигает того, чего напрасно добивались бы бесчисленные изолированные индивидуальные попытки» 1). Стало быть, если учение современного «революционного» синдикализма и является в значительной степени возвратом к Бакунину, то следует помнить, что бакунизм, проповедуемый революционными синдикалистами, отрицает то, что составляло душу Бакунинской тактики. Само собою понятно, что учение «революционного» синдикализма ровно ничего не выигрывает от этого в смысле стройности и последовательности: наоборот, оно делается сбивчивым и противоречивым. Только итальянские синдикалисты имели мужество открыто высказаться, — в постановлении своего последнего, феррарского, съезда, — против государственного вмешательства. Но итальянские синдикалисты тем отличаются от французских, что не имеют почти совсем никакого влияния на профессиональные союзы. Они пока остаются сектой, а секта может, ' ничего не теряя, последовательно идти... к абсурду. 1  ) Екк, назв. соч., стр. 39.
289
«Революционный» синдикализм воскрешает Бакунина главным образом для борьбы с социалистической партией, как политической организацией пролетариата. Но кто, хотя бы скрепя сердце, поддерживает требование государственного вмешательства, тому просто-напросто нельзя уйти от «политики». Маркс справедливо говорит: «Всякое движение, в котором рабочий класс, как класс, выступает против господствующих классов и старается вынудить их к чему-либо внешним давлением, есть уже политическое движение. Напр., попытка добиться уменьшения рабочего дня на отдельной фабрике или в отдельной мастерской от отдельного капиталиста путем стачки и т. п. — чисто экономическое движение; напротив, движение в пользу закона о восьмичасовом рабочем дне и т. п. есть политическое движение. Таким-то образом из разбросанных повсюду экономических движений в среде рабочих вырастает политическое движение, т. е. классовое движение для осуществления классовых интересов в общей форме, в форме, обладающей всеобщей общественно-принудительной силой» 1). Французские рабочие, организованные в профессиональные союзы, настойчиво добиваются осуществления своих классовых интересов в форме, обладающей общественно-принудительной силой. Их знаменитое action directe (непосредственное действие) ставит себе именно эту задачу. И в этом смысле можно сказать, что влияние на них «революционных» синдикалистов отнюдь не препятствует им заниматься политикой, т. е. на деле отрицать программу Бакунина и бакунистов. Но это влияние мешает им сознательно отнестись к своей собственной политической борьбе, т. е. понять ее конечную цель. И поскольку они не понимают этой конечной цели, постольку они еще признают Бакунинскую программу. Но это является простым следствием их политической отсталости, и всякий новый шаг в деле развития ими своего политического сознания будет вместе с тем и новым шагом к отрицанию бакунизма вообще и «революционного» синдикализма в частности. В политической борьбе каждого данного класса есть своя логика. Логики политической борьбы пролетариата не одолеют паралогизмы синдикалистских теоретиков. «Политическое движение рабочего класса естественно имеет целью завоевание им политической власти» 2). Этого не понимают рабочие, подпавшие под влияние синдикалистов. Стремление к завоеванию политической власти кажется им делом, достойным 1 ) Письмо к Больте от 23 ноября 1871 г. «Письма К. Маркса» и т. д. стр. 50.
2) Маркс в том же месте. 290
лишь своекорыстных политиканов. Но так как им все-таки приходится апеллировать к политической власти для защиты своих классовых интересов, то их отказ от ее завоевания на деле способствует лишь сохранению ее в руках политиканов и защитников существующего общественного порядка. Из этого нелепого противоречия нет другого выхода, кроме признания той конечной цели политической борьбы, которая отвергается теперь рабочими, проникнутыми предрассудками синдикализма. И нельзя сомневаться в том, что сама логика политической борьбы рано или поздно направит организованных рабочих к этому выходу даже там, где они, — как это мы видим в современной Франции, — пока еще поворачиваются к нему спиной. И тогда программа Бакунина уже окончательно потеряет даже то свое отрицательное значение в ходе развития пролетариата, которое она пока еще сохраняет во Франции, благодаря энергичным усилиям «революционных» синдикалистов и политической отсталости некоторой части пролетариата. Замечательно, что когда идеологи буржуазии заговаривают об истории Интернационала, они всегда изображают Маркса, как представителя умеренного течения в нем, а Бакунина, как самого крайнего революционера. Но это свидетельствует лишь о том, что идеологи класса, совершившего на Западе несколько больших и малых революций, до сих пор не пришли к ясному представлению насчет того, что же собственно означают слова: революционер, революционный. В одном из своих писем к Кугельману Маркс дает понять, что, по его мнению, революционной тактикой является та, которая вытекает из классовой борьбы, определяется ее ходом. И он совершенно прав, если только верно то, что в обществе, разделенном на классы, классовая борьба служит показателем его поступательного движения, его революционного развития. Исходя из этого правильного понятия о сущности революционной тактики, Маркс и старался поставить, — с помощью Интернационала, — действительную боевую организацию рабочего класса на место социалистических и полусоциалистических сект. Деятельность же Бакунина явилась препятствием на пути к этой единственной революционной цели того времени. Спрашивается, кто же был настоящим революционером, революционером не на словах, а на деле: Маркс или Бакунин? Ответить очень не трудно. Но беда в том, что это очень не трудно только для того, кто сумел разделаться с идеалистическим взглядом на историю. А так как с ним еще не разделались даже иные из тех, которые считают себя сторонниками исторического материализма, то неудивительно, что не только идеологи буржуазии, но и некоторые 291
социалисты и теперь пребывают в святом неведении относительно истинной сущности революционной тактики, вследствие чего поныне продолжают считать Бакунина более «крайним», нежели Маркс, революционером. Излишне распространяться о том, как много вреда приносит пролетариату подобная путаница тактических понятий: нам, русским, давно пора убедиться в этом. Скажу только, что подобной путаницей объясняется, между прочим, и то, что еще не все рабочие поняли, как мало действительно революционного содержания имеется в учении, именующем себя революционным синдикализмом. Если бы все рабочие понимали это, если бы все они обладали ясным сознанием революционной сущности своего собственного дела, то названное учение не вызывало бы в них ничего, кроме веселого смеха. Впрочем, тут необходимо оговориться. Я не мечтаю о невозможном Освободительное движение пролетариата далеко не везде совершается при одинаковых исторических условиях; поэтому в каждое данное время оно далеко не везде достигает одинаковой степени зрелости. Кроме того, даже в одной и той же стране различные слои рабочего класса проходят в каждый данный период времени различные ступени развития: в рабочем классе тоже существуют и не могут не существовать свои «отсталые», свой «центр», свои передовые. Современное рабочее движение, это — огромная армия, к рядам которой постоянно примыкают новые и все более и более многочисленные отряды новобранцев. Едва только пробудившееся классовое сознание молодых солдат не может отличаться такою же ясностью, какая свойственна сознанию ветеранов, испытанных трудами «жизни боевой». Вот почему никак нельзя удивляться, если менее сознательные слои рабочих увлекаются подчас более или менее новыми измышлениями путаных голов вроде нынешних синдикалистов, облыжно именующих себя революционерами. Так было, так есть, так и будет. И возможно, что со временем, — благодаря постоянному и ускоряющемуся росту числа новобранцев, — так будет чаще, чем было и есть. Огорчаться этим — значило бы скорбеть о том, что пролетарское движение не перестанет притягивать к себе новые силы, т. е. о том, чему надо радоваться. Но можно и должно бороться как с теми предрассудками новобранцев, которые были унаследованы ими от своих отцов, живших еще совершенно бессознательной жизнью, так и с теми, которые они «благоприобретают» от разных фантастов, неспособных выяснить даже себе задачи современной пролетарской борьбы. Можно и должно принять меры к тому, чтобы поскорее созревало классовое сознание новобранцев. Это — прямая обязанность социалистических пар- 292 тий, т. е. тех передовых отрядов великой армии наемного труда, которые, — по выражению «Манифеста Коммунистической Партии», — на практике представляют собою самую решительную, всегда вперед стремящуюся часть пролетариата всех стран, а в теоретическом отношении имеют перед остальной массой пролетариев то преимущество, что понимают условия, ход и общие результаты рабочего движения. Написав эти строки, я спросил себя, нет ли в них преувеличения: вполне ли верно то, что социалистические партии всего мира всегда представляют собою самую решительную часть пролетариата, и что условия рабочего движения всегда понимаются ими с надлежащей ясностью? Например, хорошо ли понимают эти условия те социалисты Франции, — да и не одной Франции! — которые рукоплескали пресловутому «опыту» Мильерана? Вперед ли стремились они, братаясь с разными политическими мародерами и насмехаясь над испытанными борцами вроде Жюля Гэда? Увы, нет и нет! Сторонники «новой методы» оказались не на высоте своего социалистического призвания. Их многочисленные, — все равно вольные или невольные, — промахи и ошибки задержали развитие политического сознания пролетариата во всех странах, а особенно во Франции, где они дали анархистам обильный материал для нападок на социалистическую политику вообще и тем способствовали упрочению синдикалистских предрассудков в головах весьма значительной части французского пролетариата. Но что же представляла собою эта злополучная «новая метода»? Не что иное, как практическое осуществление взглядов распространением которых усердно занимались так называемые критики Маркса. И если в интересах всего международного движения необходима была энергичная борьба с «новой методой» на практике, то не менее необходима была в тех же интересах энергичная борьба с критиками Маркса в теории. И не только была необходима. Жестоко ошибается тот, кто воображает, что «критика Маркса» теперь уже не опасна для пролетариата. Она до сих пор очень опасна и всегда будет очень опасна для него, — т. е., говоря точнее, для вышеуказанных мною менее сознательных его слоев, — потому что она стремится вырвать из его рук ничем незаменимое для него теоретическое оружие и, под предлогом движения вперед, толкает ею назад, выдавая ему за самоновейшую научную истину софизмы и пошлости нынешних апологетов капиталистического способа производства. И эта опасность тем более велика, чем более склонны пренебрегать «теорией» социалистические практики всего мира. 293
Социалистические «практики» во всем мире имеют дурную привычку быть беззаботными насчет теории. Но почти каждый из них беззаботен «а ее счет по-своему. Один из них с видом презрительного равнодушия пожимает плечами по поводу Марксова учения о стоимости; другой твердо придерживается Марксова учения о стоимости, но с величайшей готовностью принимает всевозможные идеалистические «поправки» к историческому материализму, третий, — и таких, к сожалению, очень много даже между социалистическими теоретиками, — не прочь, пожалуй, постоять за экономическое учение Маркса и за его исторический материализм, но знать ничего не хочет о философских вопросах и потому считает возможным «родными счесться» и с кантианцем, и с последователем Маха, и т. д. и т. д. Что потеряет марксизм от того, что Марксово учение о стоимости уступит в нем место учению «австрийской школы»? Что потеряет он от некоторых идеалистических поправок к историческому материализму? Наконец, какой вред произойдет от прививки к нему «критической» или идеалистической теории познания? Таких вопросов можно, — с солидным видом широкомыслящего человека, — поставить великое множество. И вся их совокупность сводится к одному коренному вопросу о том, что потеряет марксизм, принявши в головах некоторых из наших товарищей вид теории эклектической доктрины? «Практики» думают, что от этого он ровно ничего не потеряет. И это, конечно, верно: марксизм не перестанет быть тем, чем он был. Но наши товарищи потеряют от этого очень много, так как утратят всякое живое понимание марксизма. Марксизм не есть только известное экономическое учение (учение о характере и развитии производительных отношений, свойственных капиталистическому обществу); он не есть только известная историческая теория (исторический материализм); он не есть известное экономическое учение плюс известная историческая теория. У Маркса экономическое учение не поставлено рядом с исторической теорией: оно насквозь пропитано ею. То, что говорится у него о характере и развитии производительных отношений, свойственных капиталистическому обществу, является плодом изучения экономики данной эпохи с точки зрения исторического материализма. Вот почему безусловно правы те, которые говорят, что «Капитал» есть не только экономическое, но также историческое сочинение. Однако, и это не все. Исторический материализм, с точки зрения которого Маркс изучал экономические отношения капиталистического 294
общества, еще не составляет миросозерцания. Он только часть материалистического понимания мира: материализм в его применении к области истории. Вот почему исторический материализм, — иначе: материалистическое объяснение истории, — предполагает материалистическое объяснение природы. И вот почему Энгельс, так хорошо понимавший смысл исторического материализма, мог сказать: «Я и Маркс были единственными лицами, заимствовавшими сознательную диалектику из немецкой философии и приложившими ее к материалистическому объяснению природы и истории»1). Таким образом марксизм представляет собою цельное и стройное материалистическое мировоззрение, и кто упускает из виду эту цельность его, как учения, имеющего своим предметом не только историю, но также и природу, тот рискует очень плохо понять даже и те отдельные стороны этого учения, которые почему-либо привлекают к себе его внимание и пользуются его признанием. А что «критики Маркса» прежде всего грешили именно непониманием марксизма, как цельного миросозерцания, это доказывается темп невероятными и высоко-комичными возражениями, которые они выдвигали против материализма вообще и против диалектического материализма в частности. Еще очень недавно один почтенный итальянский «реформист» наговорил о диалектике самых беспомощных и безнадежных пустяков в своей книге, посвященной выяснению «новых путей социализма». Хорош «новатор»! Вообще можно без преувеличения сказать, что все сделанные до сих пор попытки «критики» Марксовой философии обнаружили полнейшее непонимание как ее самой, так и тех философских систем, которые подготовили ее появление. И если такое непонимание никого не скандализирует в настоящее время, то это объясняется столь характерным для нашего времени крайним упадком философского мышления. Ц  ельное миросозерцание тем и отличается от эклектического, что решительно каждая из его сторон самым тесным образом связана со всеми остальными, и что, поэтому, нельзя безнаказанно удалить из него одну из них и заменить ее совокупностью взглядов, произвольно вырванных из другого миросозерцания. Ничего, кроме нелепой путаницы понятий, отсюда не выйдет. Чтобы критиковать Маркса, необходимо сначала понять его. А для его понимания необходимо помнить, что метод Маркса есть метод материалистический по своему существу. Кто отворачивается от материализма, тот сам создает себе огромное препятствие
1) См. предисловие ко второму изданию «Анти-Дюринга». 295
для понимания Марксова метода, а следовательно и для употребления его в дело. Неудивительно поэтому, что «критики Маркса», охотнее всего отвергающие его материалистическую философию, обыкновенно не умеют пользоваться его методом и в других областях знания, например, в политической экономии. Только благодаря такому неумению они и могли приписать ему целый ряд таких утверждений, которые просто-напросто не могли придти ему в голову. Достаточно вспомнить, как понималось его учение о стоимости до выхода третьего тома «Капитала». Очень многие думали тогда, что, по мнению Маркса, в доход каждого отдельного предпринимателя поступает только та прибавочная стоимость, которая создается в его собственном предприятии 1). Когда из третьего тома увидели, что мысль Маркса была совсем не такова, и что он находил совершенно неизбежными такие, — и к тому же вовсе не исключительные, — случаи, в которых капиталист присваивает себе часть прибавочной стоимости, производимой в предприятиях других капиталистов, тогда стали кричать, что Маркс изменил своему учению о стоимости, отрекся от него. На тему о таком отречении Бем-Баверк написал немало страниц, носящих на себе глубокую печать того мышления, которое Маркс, вслед за Гегелем, называл метафизическим. А что экономическая метафизика Бем-Баверка и комп. не осталась без влияния даже на социалистическую мысль, это доказывается усилиями некоторых социалистических «критиков» заменить Марксово учение о стоимости учением той «австрийской школы», к которой принадлежит Бем-Баверк. И такую же глубокую печать характерного для метафизиков непонимания материалистически-диалектического метода Маркса носят на себе те возражения, которые делались автору «Капитала» по поводу того, что было приписано ему под именем теории обнищания 2). Во всех этих и многих других, — им совершенно подобных, — случаях недоразумения проникали даже в головы людей, считавших себя последователями Маркса, но не потрудившихся всесторонне продумать и усвоить себе его материалистическое миросозерцание. « 296
пятилетия опроверг ожидания и предвидения Маркса. А когда их спрашивают, какие же именно ожидания и предвидения Маркса были опровергнуты ходом новейшего экономического развития, то они приводят не то, что говорил Маркс, а то, что они сами ошибочно и произвольно приписали ему, вследствие своего непонимания его теории. Поэтому и выходит, что «критика» обнаружила не те пробелы, которые свойственны миросозерцанию Маркса, и не те ошибки, которые Маркс сделал, а то неуменье понять Маркса, которое свойственно было людям, взявшимся за его критику. К этому надо прибавить, что непонимание Маркса сопровождалось у его «критиков» слишком поверхностным изучением новейшего хода общественно-экономического развития. Оттого и случалось так, что, когда наиболее серьезные из них углублялись в свой предмет, когда они лучше знакомились с нынешней экономической действительностью, они, к удивлению своему, видели себя вынужденными критиковать свою собственную «критику». Вот яркий пример. В своей брошюре «Золотая свадьба международного социализма», написанной по поводу пятидесятилетия «Коммунистического манифеста», Э. Вандервельд сделал весьма существенную поправку к тому, что он представлял себе под именем Марксова «закона концентрации капиталов». Сущность этой поправки состояла в том, что земледельческие кооперации, так успешно развивающиеся во всех капиталистических странах, должны явиться «фактором экономического перерождения» (курсив мой), т. е. что некоторые отрасли сельскохозяйственной промышленности, — Вандервельд больше всего уповал тогда на молочную промышленность, — будут обобществлены, «не проходя через капиталистический фазис» (курсив опять мой) Само собою понятно, что это его утверждение, как нельзя более, обрадовало эпигонов нашего народничества. Но прошло несколько лет; Вандервельд лучше ознакомился с положением дел в «обобществленной» сельскохозяйственной промышленности и... пришел к тому выводу. что размножающиеся в бельгийской деревне сельскохозяйственные товарищества «или будут прозябать в зачаточных формах, или, приобретая более важное значение, будут вместе с тем все более и более приобретать капиталистический характер» 1). А это, — согласитесь, — совсем не противоречит «закону концентрации капитала» даже в том метафизическом его толковании, которое было придано ему Вандервельдом.  1) «Essais sur la question agraire en Belgique», Paris 1903, p. 194.
297
Внимательное изучение современной экономической действительности заставило также, — совсем недавно, можно сказать на днях, — того же Вандервельда сделать значительные поправки к тем поправкам, которые он некогда делал к Марксовой, — тоже метафизически понимавшейся им, — «теории обнищания». И эти самоновейшие поправки Вандервельда к его собственным прежним поправкам опять-таки сделаны им в духе Маркса. Я пишу это не затем, чтобы упрекать Вандервельда. Совсем напротив! То, что он отказался от своих прежних мнений, делает величайшую честь его научной добросовестности. Я приветствую эту добросовестность, но вместе с тем я не могу отогнать от себя ту мысль, что если бы все другие социалистические «критики» Марксовой теории также критически отнеслись к своей «критике», то они, пожалуй, скоро перестали бы быть «критиками» и сделались бы недурными марксистами. И тогда началась бы настоящая критика Маркса. Это может показаться шуткой, но это в самом деле так. Ведь разве же беда в том, что Маркса критиковали? Беда в том, что люди, желавшие критиковать его, обнаружили самое грандиозное неуменье взяться за это дело, что они не поняли Марксова метода, что они исказили его взгляды, что они, в своем собственном изучении действительности, становились на устаревшую и потому совершенно неудовлетворительную точку зрения. Результаты, естественно, получились самые жалкие. Когда люди, искренно считавшие себя социалистами, «критиковали» Маркса с точки зрения Бем-Баверка, Шульце-Геверница или Парето, они этим показывали одно: свою неспособность подвергнуть Парето, Шульце-Геверница или Бем-Баверка критике с точки зрения Маркса. А эта жалкая неспособность была опять-таки вполне естественным плодом нежелания или неумения всесторонне понять и продумать миросозерцание основателей научного социализма. The proof of the puding is in the eating, — как говорит Энгельс. Научитесь владеть методом Маркса, и вы получите возможность проверить те результаты, к которым он и Энгельс пришли в своих исследованиях. Приложите Марксов метод к изучению тех областей знания, которыми Маркс и Энгельс не имели времени заняться, — например, к изучению истории идеологий: искусства, религии, философии, — и вы обнаружите слабые стороны Марксова метода, буде таковые имеются. Всесторонне продумайте миросозерцание Маркса, и вы обнаружите его пробелы, — буде таковые существуют, — или, по крайней мере, выйдите на единственную дорогу, могущую привести к их обнаружению. Иначе ничего не выйдет. 298 The proof of the puding is in the eating. Уметь критиковать всякий данный метод исследования значит уметь владеть им. А чтобы научиться владеть методом всякого данного мыслителя, надо сначала дать себе полный отчет в том. что представляет собою его миросозерцание. Будем надеяться, что со временем это поймут, если не все, то многие социали-стические критики Маркса; о буржуазных я не говорю: их классовые предрассудки делают их неисправимыми. Но, пока что, надо сознаться, что дело обстоит весьма плохо даже и с социалистическими критиками. Передо мною лежит номер-unicum «Carlo Marx», изданный редакцией журнал «L'avanguardia», — органа итальянской федерации социалистической молодежи. В нем помещены статьи и письма довольно многих, — преимущественно, впрочем, — «критиков». И если чем поражают эти статьи и письма, то именно — изумительно поверхностным, легковесным отношением их «критически мыслящих» авторов к теории Маркса. Ясно видно, что эти люди никогда ее не понимали, и очень трудно надеяться на то, что они поймут ее когда-нибудь. «Критики Маркса», «реформизм», «ревизионизм», «новая метода», — это большая отрицательная величина в алгебраической сумме явлений, составляющих современное освободительное движение всемирного пролетариата. О ней нужно было напомнить по случаю 25-й годовщины смерти Маркса. Еще два слова. Энгельс тоже критиковал Маркса. Но тот в полной мере обладал предварительными данными, необходимыми для критики Маркса. И результаты его критики были серьезны и полезны для дела, несмотря на то, что «ревизионисты» и их пытались исказить по-своему. Эти результаты сводятся к тому, что в 1848 году Маркс, — с которым был вполне согласен и Энгельс, — ошибался в двух отношениях: во-первых, он недооценил способность тогдашнего капитализма к развитию, во-вторых, — он переоценивал способность к революционному действию тогдашнего бессознательного большинства пролетариата. Хорошо было бы для России, если бы этих ошибок, сделанных Марксом и Энгельсом в Германии более полувека тому назад, сумели избежать русские марксисты в 1905—1906 годах!.. Международное Товарищество Рабочих Двадцать восьмого сентября (нов. ст. ) 1864 г., в Лондоне, на публичном собрании в зале св. Мартына, основано было, — при деятельнейшем участии отца научного социализма, Карла Маркса, — Международное Товарищество Рабочих. Оно просуществовало недолго, всего каких-нибудь десять лет; но его влияние на дальнейшее развитие рабочего движения во всех странах цивилизованного мира было так важно и так плодотворно, что со времени его основания началась новая эпоха в истории, классовой борьбы пролетариата с буржуазией. И когда мы, по случаю сороковой годовщины его основания, подводим итог всему тому, что оно завещало нам, своим духовным детям, мы видим, что в числе вопросов, привлекающих к себе внимание социал-демократов наших дней, немного найдется таких, решение которых не было бы дано или, по крайней мере, подготовлено им. Трудно даже перечислить все духовные сокровища, унаследованные от него социалистическим пролетариатом. И странное впечатление должен испытывать всякий, кому хоть отчасти известны эти сокровища, когда, напр., в книге Сеньобоса «Histoire politique de l'Europe contemporaine» (переведенной и на русский язык), он читает, что — «Интернационал исчез без каких-либо положительных результатов: основанный для того, чтобы добиться социальных реформ посредством международного соглашения, он добился только того, что перепугал правительства и публику». Г. Сеньобос, как кажется, твердо убежден в том, что огромный шаг вперед, сделанный самосознанием пролетариата, не может быть назван положительным результатом. Почтенный историк, бесспорно принадлежащий к числу передовых людей буржуазии и занимающий очень видное место в современной французской науке, может быть, даже вовсе не имеет сколько-нибудь ясного понятия о роли массового самосознания в истории внутреннего развития общества, разделенного на классы. Такими слишком мало «положительными» вещами интересуемся главным образом мы, сторонники материалистического объяснения исто- 300
Г. Сеньобос вводит своих читателей в заблуждение, сообщая им, что целью Международного Товарищества Рабочих служили «социальные реформы». Это не так, и это необходимо заметить. Знаменитое Товарищество, конечно, не пренебрегало реформами: оно знало, как важны они для пролетариата. В «Наказах», написанных для делегатов «Временного Общего Совета», ехавших в сентябре 1866 г. в Женеву на первый съезд «Интернационала», мы встречаем такие требования, как ограничение рабочего дня для подростков обоего пола. Согласно четвертой статье этих «Наказов», дети от 9 до 12 лет долины быть заняты в мастерских не более двух, дети от 13 до 15 не более четырех, и, наконец, подростки 16—17 лет не более 6 часов в сутки. «Сознательная часть рабочего класса, — говорится в статье, — очень хорошо понимает, что будущность этого класса, а следовательно и будущность всего человечества, вполне зависит от тех условий, при которых вырастет новое поколение трудящихся: она очень хорошо знает, что из когтей современной системы труда, прежде всего, должны быть вырваны дети и подростки. «В противоположность утопистам прудоновского толка, стоявшим на буржуазной точке зрения государственного невмешательства, «Наказы» требуют законодательного ограничения рабочего дня: «Если рабочий класс будет поддерживать правительство при исполнении таких законов, то он никоим образом не будет способствовать усилению его власти, напротив, он заставит служить ему ту власть, которая до сих пор направлялась против него». Что касается взрослых, то «Наказы» выставляют для них требование восьмичасового дня, которое теперь ежегодно, первого мая, приводит в движение пролетариев всего мира, но которое до сих пор остается неисполненным, очевидно, благодаря преувеличенной любви буржуазии к «социальным реформам». Восьмичасовой день назван в «Наказах» «предварительным условием, без которого останутся напрасными все дельнейшие стремления улучшить положение рабочих и освободить их от ига капитала». Он необходим, во-первых, для того, чтобы восстановить здоровье и естественную энергию рабочего класса, а во-вторых, для того, чтобы обеспечить рабочим возможность умственного развития и общественной деятельности. Таким образом, добиваясь теперь осуществления этого требования, «Новый Интернационал», — международная социал-демократия нашего 301 времени, — только следует завету «Старого Интернационала». Но «Старый Интернационал» не ограничивал своих реформаторских требований областью экономии. Уже в первом своем манифесте он, — опять-таки в противоположность утопистам прудоновского толка, — объявил, что «первый долг рабочего класса заключается в завоевании себе политического могущества», и сообразно с этим он везде энергично поддерживал всякое движение, способное привести к расширению политических прав и политического влияния пролетариата. Так, его Общий Совет в Англии всеми силами помогал «Лиге», которая добивалась и добилась в 1867 г. парламентской реформы, давшей избирательное право очень значительной части английских рабочих. При его участии, в пользу этой реформы происходили массовые собрания под открытым небом в Лондоне и в других больших городах Англии. Когда, в сентябре 1867 г., ирландские фении, освободившие в Манчестере двух своих арестованных товарищей смелым нападением на полицию, сделались предметом ожесточенных и отчасти даже противозаконных преследований со стороны английского правительства, Общий Совет Международного Товарищества немедленно ополчился на их защиту. По его почину в Лондоне созван был митинг протеста, на котором социалистические ораторы, — и в их числе Маркс, — энергично восставали против действий «либерального» министерства Гладстона и выражали сочувствие ирландскому народу 1). Повторяем, Международное Товарищество Рабочих отнюдь не пренебрегало реформами. И все-таки не реформы бы ни его целью. Его устав говорит, что экономическое подчинение рабочего обладателю средств производства является источником рабства во всех его видах: нищеты, умственного отупения и политической зависимости, и что всемирный пролетариат должен единодушно стремиться к тому, чтобы устранить это подчинение. Но устранить его невозможно посредством реформ, видоизменяющих и исправляющих существующие ныне экономические порядки; для его устранения надо покончить с капи- 1 ) Кстати, Международное Товарищество всегда сочувственно относилось к ирландским фениям с их более или менее террористическим способом борьбы. Но отсюда далеко еще не следует, что оно рекомендовало «террор» ирландским рабочим. Точно также «Новый Интернационал» высказывает свое сочувствие русским террористам»; но это еще вовсе не доказывает, что террористическая борьба кажется ему целесообразной. Он сочувствует в этом случае лишь энергии и самоотвержению революционеров, предоставляя им самим решать, по указанию опыта, вопрос о том, полезен ли «терроризм» для их дела.
302
тализмом, т. е. сделать социальную революцию. Социальная революция и была, поэтому, великой целью Международного Товарищества, как остается она и до сих пор великой целью революционной социал-демократии всех стран. И чем яснее сознает эту цель международный пролетариат, тем значительнее и благодетельнее становятся положительные результаты пропаганды социализма. Спора нет, такие результаты способны очень сильно перепугать «правительства и публику». Но... тем хуже для «публики» и для правительств. Не подлежит никакому сомнению, что не все члены «Старою Интернационала» одинаково понимали его великую цель. Между ними было немало последователей Прудона, отстаивавших частную собственность на средства производства и воображавших, что рабочий класс может быть освобожден от ига капитала посредством организации кредита и обмена. Ученики Прудона представляли собою в нем лирно-утопический элемент, подобно тому, как ученики Бакунина явились впоследствии элементом революционно-утопическим. Идейная борьба между последователями научного социализма, с одной стороны, и разными представителями запоздалых утопий — с другой, наполняет собою всю внутреннюю историю Международного Товарищества Рабочих. Ее влияние отчетливо сказывается и в решениях его съездов. Но к чести прудонистов надо сказать, что как ни утопична была их программа и как ни антиреволюционна была их утопия, социально-политическое миросозерцание их имело, по крайней мере, одну революционную сторону: сильное недовольство существующим порядком вещей и полное недоверие к учениям буржуазных идеологов. «Мы, рабочие, — говорил прудонист Толэн в марте 1868 г. перед судом исправительной полиции, — существенно заинтересованы в том, чтобы выяснить себе предстоящее нам будущее и для этого мы объединились в Международное Товарищество. Рабочие должны смотреть своими собственными глазами, а не глазами официальных буржуазных экономистов». Логика освободительной борьбы рабочего класса такова, что на практике она увлекает даже тех, которые упорно противятся ей в теории Энгельс справедливо заметил, что французские прудонисты, выбранные в Парижскую Коммуну, «делали по иронии истории как раз противное тому, что им предписывало учение их школы, и что лежало в истинных интересах пролетариата 1). Вот почему даже присутствие прудо- 1 ) Правда, не все: тот же Толэн изменил пролетариату и заседал с версальскими людоедами.
303
листов среди основателей «Старого Интернационала» не ослабило революционного значения той великой цели, которую он себе поставил. С точки зрения этой революционной цели реформы являлись только необходимым средством ее достижения. Маркс, бывший душою Международного Товарищества во все время его существования, очень ясно видел, что влияние прудоновских и всяких других утопий неизбежно должно будет разбиться о неумолимую логику пролетарского движения, и потому он, никогда не любивший поступаться своими принципами, обнаружил замечательную мягкость по отношению к прудонистам и вообще ко всем тем членам-основателям Интернационала, которые еще не стояли на точке зрения научных социалистических теорий. Он убеждал своих товарищей, спорил с ними, читал им политико-экономические лекции, стараясь рассеять их предрассудки 1); но он не разрывал с ними, хорошо понимая, что первой, насущной задачей того времени было объединение и сплочение Международной Партии Наемного Труда, а не удаление из нее людей, не доросших до научного социализма. В сношениях с этими людьми Маркс, бывший руководителем Общего Совета Интернационала, проявил так много сдержанности и такта, что теперь иной советник Иванов, — из числа тех, которые думают, что ортодоксальный марксист должен, подобно Держиморде, всем фонари для порядка ставить, — мог бы заподозрить его в непростительном «оппортунизме», если бы... если бы советники Ивановы не были застрахованы своим круглым невежеством от каких бы то ни было исторических соображений. И тот же Маркс сумел быть строгим, когда понадобилось положить предел проискам анархистов бакунинского толка. Но происки бакунистов грозили превратить Международное Товарищество Рабочих в тайное общество утопистов, страшных на словах и совершенно бессильных на деле. В сношениях с этими дезорганизаторами Интернационала Маркс не имел права быть уступчивым, потому что уступать им можно было только поступаясь жизненными интересами пролетариата. Б 1) Его лекция о заработной плате, цене и прибыли, читанная 20 июня 1865 года перед членами Общего Совета, дает превосходную, незаменимую подготовку для понимания первого тома «Капитала». Нельзя не пожалеть, что до сих пор не издан ее русский перевод. 304
кие из этих мыслителей доходят до того, что объясняют происхождение этой борьбы и расовыми особенностями: за Бакуниным шла преимущественно латинская, за Марксом — германская раса. В действительности эта борьба была борьбой утопического социализма с научным. Так как эта борьба была перенесена теперь на широкую арену между народного пролетарского движения, то она сразу получила характер крупного мирового события. Но именно потому, что она была перенесена на эту широкую арену, полная победа научного социализма, — представляющего собою лишь идеологическое выражение пролетарской борьбы в капиталистическом обществе, — была заранее обеспечена. От бакунизма осталось теперь одно только воспоминание 1); под знаменем марксизма идут пролетарские партии всего цивилизованного мира Судьба Бакунина как нельзя более поучительна. Умный, даровитый, образованный, самоотверженный и смелый, этот замечательный человек мог бы играть в высшей степени плодотворную роль в международном рабочем движении, если бы он не был чужд ему по своим утопическим понятиям и по метафизическим приемам своей будто бы революционной мысли. В свои молодые годы он увлекался философией Гегеля и был одним из первых ее распространителей в России. Эта философия имела на него очень полезное влияние, расширив его умственный кругозор и сделав его одним из самых мыслящих людей того интересного времени. Но он не усвоил того, что составляло ее душу: ее диалектики. В своем мышлении он остался тем, чем до гробовой доски остается громадное большинство «интеллигентов», — метафизиком, рассуждающим по формуле: «да — да, нет — нет, что сверх того, то от лукавого». Этот коренной недостаток его мышления и помешал ему усвоить взгляды Маркса и, — с их помощью, — выйти из-под власти худших преданий утопического социализма. Бакунин «знал» учение Маркса, но он «знал» его по-своему; в его метафизической голове даже это учение, насквозь пропитанное диалектикой, превратилось в нечто до крайности метафизическое. Так, он признавал вполне правильным материалистическое объяснение истории и всегда отзывался о нем с восторгом. Но он делал из него тот неожиданный вывод, что пролетариату не следует заниматься политикой. Он думал, что если экономическое развитие составляет основу всего обществен- 1 ) От учения Бакунина нынешний анархизм почти так же далек, как и от учения Прудона.
305
ного развития человечества, то и освободительная борьба рабочего-класса должна иметь исключительно экономический характер. Неисправимый метафизик, он делал здесь как раз ту ошибку, которую нынешние наши разноцветные и вовсе бесцветные «критики» стараются во что бы то ни стало навязать мастеру диалектического мышления, Марксу. Эти чудаки и не подозревают, что именно Марксу и марксистам приходилось решительнее чем кому бы то ни было бороться против этой громадной ошибки, составлявшей теоретическую основу всех наладок Бакунина на политическую программу будто бы неверного самому себе основателя Международного Общества Рабочих. Ирония судьбы иногда бывает поистине беспощадна. Бакунин посвятил всю свою жизнь борьбе за свои идеи. Как бы ни были они, ошибочны, мы обязаны уважать его самоотвержение. Но чем искреннее мы уважаем его, тем более мы сожалеем о том, что неспособность Бакунина усвоить себе точку зрения научного социализма сделала его самоотвержение в эпоху борьбы «с Марксом» не только бесполезным, а прямо вредным для международного пролетариата. Несомненно, что в своем старом виде Интернационал тем скорее должен был пережить самого себя, чем быстрее росло его благотворное влияние на движение международного пролетариата. Общественно-политическая обстановка этого движения была слишком неодинакова в различных странах, чтобы можно было, — по миновании его детского периода, — продолжать руководить им из одного общего центра. Поэтому тот же духовный и политический рост пролетариата, которому в такой сильной степени способствовало Международное Товарищество, делал все более и более необходимым создание национальных центров международного движения. Старый Интернационал наверно распался бы даже в том случае, если бы его миновала чаша междоусобий, т. е. если бы «борьба Бакунина с Марксом» вовсе не начиналась. Но его распадение совершилось бы при несравненно более благоприятных условиях и не повредило бы развитию классового сознания пролетариата. Утопическая точка зрения привела Бакунина к тому, что он вредим там, где он всеми силами души хотел принести пользу. Это очень печально. Но при современном развитии международного рабочего движения эта печальная судьба предстоит всем социалистам, не умеющим совлечь с себя ветхого Адама утопизма: предостережение для гг. «социалистов-революционеров». «Борьба Бакунина с Марксом» в недрах Международного Товарищества Рабочих была последней крупной схваткой утопического 306 социализма с научным. Утопизм отжил свой век, и «новому Интернационалу» угрожает уже новый враг — ревизионизм, иначе — оппортунизм, имеющий совсем другой характер и совершенно иное происхождение. Хотя оппортунизм знаменует собою то же, что знаменовал собою в свое время бакунизм: влияние на пролетариат устарелых понятий, соответствующих уже пройденным ступеням развития капитализма, и хотя научный социализм может, поэтому, сказать и утопизму, и оппортунизму, как говорит у Гауптмана Генриху старуха Виттихен «мертвецы твои чрезмерно сильны», — но утопизм есть детская болезнь рабочего движения, между тем как оппортунизм является недугом, свойственным его зрелости. Когда капитализм был еще мало развит и когда еще недостаточно обнаружилось, что только пролетариату суждено стать его могильщиком, социализм «интеллигенции» естественно тяготел к воздушным замкам утопии. В настоящее время, когда капитализм уже клонится к упадку и когда всем, не пораженным слепотою, бросаются в глаза историческое призвание и политическая мощь пролетариата, утопизм «интеллигенции» лишается всякой почвы. Но зато теперь, — и именно потому, что теперь очевидна несравненная политическая мощь пролетариата, — под знамя пролетарского движения стекается много таких общественных деятелей, которые по своему образу мыслей гораздо ближе к буржуазной демократии, — когда-то привлекавшей к себе почти все живые силы из рабочей среды, — чем к демократии социальной. Раз попав в ряды рабочей партии и приобретя известное влияние на нее, такие деятели пытаются обыкновенно «пересмотреть» основные положения социализма, стараясь удалить из них все то, что противоречит их собственным буржуазно-демократическим воззрениям. Пока их немного, их попытки остаются безвредными и мало заметными; но когда число их значительно увеличивается, — а его увеличение прямо пропорционально росту притягательной силы пролетарского движения, — тогда предпринимаемый ими «пересмотр» может вызвать так называемый кризис в социализме. Кризисы этого рода никогда не закончатся прочным торжеством оппортунизма по той простой и вполне достаточной причине, что на свете нет такой волшебной силы, которая в состоянии была бы вернуть пролетариат в ту фазу его развития, когда он послушно и доверчиво шел в хвосте буржуазии. Но такие кризисы весьма вредно влияют на развитие самосознания рабочего класса, и потому все верные последователи научного социализма, все истинные защитники пролетарских интересов, обязаны теперь так же упорно противодействовать оппортунистским «пере- 307 смотрам», как в свое время Маркс противодействовал «революционно»-дезорганиза-торским опытам Бакунина и его товарищей. «Международная контрорганизация пролетариата против всемирного заговора капиталистов» нанесла тяжелый удар буржуазному национализму. Рост международного пролетариата делал, — как мы сказали, — необходимым создание национальных центров движения, деятельность которых не стеснялась бы организацией «Старого Интернационала». Эта организация во всяком случае должна была уступить свое место новым формам совместного действия международного пролетариата. Но необходимо помнить, что сознательный пролетариат национален совсем не в буржуазном смысле этого слова. Еще «Манифест Коммунистической Партии» поясняет нам, как должны мы понимать пролетарский «национализм»: он замечает, что пролетариат каждой страны естественно должен, прежде всего, справиться с своей собственной буржуазией. С этой точки зрения понятие нация определяется географическими и политическими, а вовсе не племенными и не расовыми признаками. Сообразно с этим, Коммунистический Манифест, — а по его примеру и знаменитый первый «Манифест Международного Товарищества Рабочих», — призывают к объединению пролетариев всех стран, а не пролетариев всех племен и народностей. Не трудно понять, что на практике объединение рабочих на основе этнографического принципа часто являлось бы препятствием для его объединения на почве классовой борьбы. Для примера укажем на Англию, где англичанину сплошь и рядом приходится работать бок о бок с ирландцем. Господствующие классы Англии издавна старались сеять и раздувать вражду между английскими и ирландскими рабочими, следуя хитрому правилу всех угнетателей: разделяй и властвуй. Международное Товарищество Рабочих всеми силами боролось с этой разъединяющей и развращающей политикой английских тори и вигов. Маркс не раз указывал на то, как важно для дела всемирного пролетариата объединение английских рабочих с ирландскими. И само собою разумеется, что это объединение должно было, по его мысли, произойти в пределах единой партии наемного труда. Если бы какой-нибудь ирландский социалист, не сумевший покончить с буржуазным национализмом, вздумал организовать работающих в Англии ирландских пролетариев отдельно от английских, ему пришлось бы выслушать суровую отповедь от Общего Совета Международного Товарищества. Наш «Бунд» достойным образом почтит память «Старого Интернационала», хорошенько задумавшись над этим. 308
Международный пролетариат празднует сороковую годовщину этого Интернационала в то самое время, когда на Дальнем Востоке свирепствует война, вызванная хищнической политикой той кровожадной, бесстыдной, бездарной и беззаботной шайки, которая правит Россией во имя малоумного Николая II. И эта шайка делает все от нее зависящее, чтобы вызвать в русском народе «патриотическую» ненависть к желтой расе. Ввиду ее постыдных усилий полезно и приятно напомнить благородные слова первого Манифеста Международного Товарищества: «Если успех дела освобождения рабочих зависит от их братского единения и взаимного содействия, то каким образом они могут выполнить свое великое назначение, когда международная политика, руководясь единственно преступными замыслами и пользуясь национальными предрассудками, расточает в своих разбойничьих войнах кровь и деньги народов?.. Пора рабочим вникнуть в таинства международной политики; пора им наблюдать за дипломатическими действиями своих правительств, сопротивляться им в случае нужды всеми средствами, имеющимися под рукою, и, наконец, в случае неудачи подобных отдельных усилий, соединиться в одном общем протесте против преступных замыслов правительств... Бороться во имя такого политического знамени значит принимать участие в общей борьбе за полное освобождение рабочего класса». Мы ничего не прибавим к этим словам, не желая ослаблять производимое ими впечатление, и закончим свою статью тем же призывом, каким заканчивается цитируемый нами замечательный документ: Пролетарии всех стран, соединяйтесь! жүктеу/скачать 2.08 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|