Дейч А. И. Голос памяти: Театральные впечатления и встречи. М.: Искусство, 1966. 375 с

{139} 2

После Кропивницкого самой деятельной натурой был Микола Карпович Садовский. В его лице сочетались выдающийся актер, режиссер и педагог, организатор театрального дела, умевший сплотить вокруг себя самые живые артистические силы.

Смолоду счастье улыбнулось Садовскому. Ему довелось встретиться с Марией Константиновной Заньковецкой и пойти рядом с ней по тому пути, который был для обоих единственным в жизни призванием.

Как герои старофранцузской легенды о Тристане и Изольде, они оба выпили из одного кубка волшебное зелье, и их ничто уже не могло разлучить на сцене, несмотря на временные размолвки и расставания в жизни. Из рассказов современников об их первой встрече видно, что их сблизила и породнила украинская народная песня. Это в некотором роде символично.

Вот как это было. Маленький городок Бендеры в Бессарабии, невдалеке от южной границы тогдашней Российской империи. В конце 70 х годов, когда шла русско-турецкая война, городок этот необычно оживился: там стоял большой военный гарнизон. Молодой пехотный офицер М. К. Тобилевич, добровольцем пошедший на фронт, чтобы помочь братьям болгарам освободиться от турецкого {140} ига, был контужен, награжден за доблесть Георгиевским крестом и отправлен потом в Бендеры, как ближний тыл. Здесь он находился в кругу местных офицеров и их семей.

Однажды он услышал, как жена артиллериста Хлыстова, Мария Константиновна, наигрывая на фортепиано, пела вполголоса украинскую песню:

«Коло млина, коло броду
Два голуби пили воду…»

Неожиданно мягкий баритон подхватил эту песню:

«Вони пили вуркотiли,
Та й знялися полетiли».

Удивленно Мария Константиновна обернулась и увидела за своей спиной офицера, чья голова была перевязана черной шелковой повязкой, а на груди сверкал новый Георгиевский крест.

Офицер коротко представился: — Тобилевич. Я с Херсонщины. Из Елисаветграда.

— А я черниговка, — так же коротко сказала Мария Константиновна.

Садовский-Тобилевич сравнительно легко и свободно пошел по артистическому пути, вступив в труппу М. Л. Кропивницкого, созданную в родном Елисаветграде в 1881 году. Но Марии Константиновне, урожденной Адасовской, принявшей сценическое имя Заньковецкой по названию своего родного села Заньки, пришлось многое преодолеть: гнев отца, судьи и мелкого помещика, считавшего актерскую профессию недостойной дворянского рода, сопротивление мужа, приведшее к разрыву с ним, наконец, интриги в непривычном для молодой актрисы театральном мире. Все превозмогло страстное желание стать {141} настоящей профессиональной актрисой и именно в украинском театре.

Прошло немного лет, труппа Кропивницкого оперилась, окрепла и, добившись права гастролировать в Киеве и Петербурге, очаровала сотни и тысячи зрителей, даже тех, что были предубеждены против «хохлацкого наречия». Молодой украинский театр недаром стал называться театром корифеев. Кропивницкий, Садовский, Карпенко-Карый, Заньковецкая, Саксаганский были действительно неповторимыми артистическими индивидуальностями. Самый стиль синтетического театра, сочетавшего драматические и комедийные сцены с музыкальными и вокальными, включая хоровые и танцевальные ансамбли, поражал чисто народной свежестью и несхожестью ни с одним из существовавших театров. Не только на Украине, но и всюду, где украинским актерам удавалось давать свои спектакли, они пользовались прочным и неизменным успехом. Даже реакционная печать не могла уже игнорировать или замалчивать это значительное и своеобразное явление в области искусства. Украинский народ, вопреки русификаторской политике царского правительства, смело заявил о своей горячей привязанности к родному слову и родному искусству. И в театре корифеев как бы воплотились лучшие черты национального характера.

Долгие годы украинские труппы (их было несколько) странствовали по стране, играли в самых незавидных: помещениях, в примитивных декорациях и костюмах, и все же волновали зрителей своим искусством, шедшим из глубины народной жизни.

В 1907 году М. К. Садовскому впервые удалось открыть в Киеве постоянный украинский театр. Не важно, что актеры по-прежнему назывались малорусскими или просто русскими, что с трудом полученное в аренду помещение Троицкого народного дома находилось далеко от центра. {142} Здесь, в этом большом и не очень уютном здании, где раньше подвизалась русская драматическая труппа Общества грамотности, все было перестроено и переделано Садовским. Украинский зритель, приходивший в театр, должен был чувствовать, что он у себя дома. И впрямь, театр Садовского был в ту пору единственным общественным местом, где могла свободно звучать украинская речь. По-украински говорили не только актеры на сцене, но и гардеробщики, и капельдинеры, и весь персонал, и вся администрация. У входа в зал вас встречали капельдинеры, одетые в темно-красные казацкие жупаны, подпоясанные зелеными поясами, в шароварах и черных сапогах. Это казалось вполне естественным в национальном театре, хотя и вызывало ярость киевских черносотенцев, считавших, что капельдинеры обязательно должны носить фраки с золочеными пуговицами, как во всех русских театрах.

Новый занавес, подъемный, а не раздвижной, был расписан пейзажем. Вспаханное поле, вдали пригорок, за которым всходит солнце. Сбоку у трех зеленых березок стояла украинская девушка и, заслонив ладонью глаза, смотрела на восходящее солнце. Когда перед началом действия загорались огни рампы, а за занавесом освещалась сцена, на краях занавеса явственнее выступали старинные украинские орнаменты, сделанные в виде рушников, пейзаж словно оживал. Оживала и девушка, смотревшая на солнце, казалось, что грудь ее колышется от волнения и надежды, что это всходит солнце национального освобождения. Так с самого начала зритель попадал в обстановку национального искусства.

Садовский как руководитель придавал одинаково большое значение и внешнему и внутреннему облику театра. В этом отношении он походил на К. С. Станиславского, который интересовался всеми мелочами в Московском {143} Художественном театре не меньше, чем его творческими принципами.

Получив стационарный театр, Микола Карпович впервые мог составить труппу, какая ему была нужна для больших, так называемых постановочных спектаклей. Труппа насчитывала до пятидесяти человек. Среди мужского состава кроме Садовского можно назвать Марьяненко, Загорского, Панькивского, Коваленко, Вильшанского, Рыбчинского. Из артисток — Заньковецкая, а после ее ухода из труппы Линицкая, Борисоглебская, Малыш-Федорец, Хуторна, Петляш, Полянская, Горлонко, Литвиненко.

Музыка в театре Садовского была очень важным элементом. Помимо настоящих опер («Запорожец за Дунаем», «Проданная невеста», «Галька», «Катерина») шли спектакли смешанного жанра — музыкально-драматические, где уделялось большое внимание песням и танцам, и опереточные, вроде «Энеиды», инсценированной самим Садовским поэмы Котляревского. Поэтому нужен был постоянный и сыгранный оркестр, особенно процветавший, когда за дирижерский пульт стал известный украинский композитор О. Кошиц. Свои музыкальные произведения охотно предоставляли Садовскому и М. Лысенко, и К. Стеценко, и другие известные композиторы.

По традиции сезон открывался классической пьесой «Наталка Полтавка». Помню, еще мальчиком я видел Садовского в роли Миколы, но в театре Троицкого народного дома артист играл уже Выборного. Сколько раз потом приходилось нам видеть различных актеров в этой роли. Однако можно без преувеличения сказать, что никто из нового поколения не достиг той глубины психологического проникновения в образ, которая была в игре Миколы Карповича. Это был актер редкой притягательной силы. Стоило ему появиться на сцене, как он сразу привлекал внимание и располагал к себе зрителя.

{144} Вот он выходит на сцену с непритязательной веселой песней «Дiд рудий», и уже первые слова покрывались дружными рукоплесканиями. Обычно он снимал шапку и кланялся не публике, а по ходу пьесы — Возному, который стоял перед ним. Возный — богатый чиновник, крючкотвор, сухой эгоист, добивающийся своей цели — женитьбы на Наталке. Он являет прямую противоположность Выборному Макогоненко. У Выборного, степенного, хитроватого селянина, каким его показывал Садовский, много ума и не меньше лукавства. Он будто бы преклоняется перед дворянским достоинством Возного, а на деле знает его слабые стороны и дипломатически выступает в роли свата, могущего и провести незадачливого жениха.

Зритель с увлечением следил за игрой Садовского. Легче всего придать образу Выборного безобидный юмористический характер. Так играли и играют его многие актеры. Но Садовский всячески подчеркивал превосходство умного плебея над чванным, заносчивым «аристократом». Когда победа оказывается на его стороне и счастливая Наталка становится женой Петра, вернувшегося домой, — Садовский — Выборный сразу чувствует себя легко, словно гиря свалилась с сердца этого доброго, справедливого человека. Он преображается, напряжение и горькая задумчивость отброшены прочь, беззаботно широко и весело льется мелодия финальной песни, прославляющей земляков-полтавцев.

Все песни, что поет Выборный, выражают душевное настроение героев. Вряд ли можно забыть, с каким чисто народным юмором пел Садовский «Ой, пiд вишнею, пiд черешнею» и сколько грустного раздумья было в другой его песне, ставшей народной, — «Ой, доля людськая».

Так же глубоко, как Садовский, трактовала песню в «Наталке Полтавке» М. К. Заньковецкая. В финале первого акта она пела «Чого ж вода коломiтна, чи не хвиля {145} збила?» — и по зрительному залу вместо с песней разливалась тоска бедной девушки, обреченной на разлуку с любимым. Тем резче выступал контраст, когда Петро возвращался и Наталка оживала, становилась веселой, радостной, тогда из уст ее лились уже другие песни.

Садовский как режиссер старательно оберегал «Наталку Полтавку», этот перл классической украинской драматургии, от всяких наслоений. Он не допускал никакой отсебятины, переигрывания, сохраняя в неприкосновенности чудесный авторский текст Котляревского. В течение десятилетий ставил он «Наталку Полтавку» и играл в ней. Сменялись исполнители, но Садовский очень любил роль Выборного и почти никогда не допускал дублеров.

«Запорожец за Дунаем», живая и мелодичная опера С. Гулака-Артемовского, также крепко держалась в репертуаре украинского театра.

Садовский был просто неподражаем в роли Ивана Карася. Теперь нередко не только в спектаклях, но и в концертах мы слышим знаменитый дуэт Карася и Одарки. Почти всегда он преподносится зрителям как сцена, в которой подвыпивший казак получает взбучку от сварливой и ревнивой жены. Сам он предстает в образе бесшабашного пропойцы, не на шутку боящегося гнева своей Одарки. Быть может, это выглядит смешно и забавно, но с действительным образом Ивана Карася совсем не вяжется. Садовский в этой роли создавал вольнолюбивую фигуру запорожца-воина, волевого, темпераментного, преданного своей родине. В толковании артиста Карась вовсе не находится под башмаком Одарки. Он, скорее, «разыгрывает» ее, весело поддразнивая и создавая своеобразный «театр для себя».

В этой роли, как и почти всегда, первый выход Садовского сразу словно давал ключ к образу. Слегка пританцовывая, не столько ногами, сколько всем своим телом, {146} делая неуверенные движения подвыпившего человека, с песней спускался он по крутой тропинке, балансируя на ходу, и встречался с разгневанной Одаркой. Знаменитый дуэт с ней при всей веселости не носил характера шаржа. Он раскрывал сущность натуры Карася — его задор, упрямство и находчивость.

Кропивницкий и Саксаганский играли Карася в чисто юмористическом плане, превращая спектакль в веселое представление об отчаянном казаке, на время ставшем турком и султанским подданным. Это был забавный анекдот, нечто вроде маскарадного фарса. По свойству своего таланта Садовский особенно выделял в Карасе народно-героические черты. Незабываема сцена его разговора с турецким султаном. Карась — Садовский рассказывает о битве казаков с турками. Он воспламеняется, вспоминая подробности грозной сечи, выхватывает саблю и с такой экспрессией размахивает ею, словно рубит вражьи головы налево и направо. Обычный в этом случае гром рукоплесканий словно смиряет его воинственный пыл. Уже другим, сдержанным голосом он говорит султану о том, что много турок полегло в этой сече, и скорбно добавляет: «Но и наших немало погибло…»

В авторском тексте приводятся имена павших запорожцев, некоторые из них смешные: Грицько Пивторакожуха, Дмитро Нетудыхата, Иван Неперелийчарки. Но Садовский, грустно-задушевным тоном перечисляя павших товарищей, лишал эти слова юмористического звучания. А ведь не раз приходилось слышать, как исполнители Карася и прежде и в наше время комиковали, стараясь вызвать смех при каждой фамилии запорожца.

Садовский скромно, говорил, что он — не оперный певец, но чисто оперные арии в «Запорожце за Дунаем» артист исполнял с большим подъемом и прекрасной техникой. Нигде не учась вокальному искусству, он от природы {147} был наделен такой музыкальностью, таким чувством артистизма, что роли в операх давались ему легко, и в них не было тени той условности, шаблона, которые были свойственны многим оперным певцам того времени.

Из классических ролей Садовского припоминается его Назар Стодоля в одноименной драме Тараса Шевченко. Здесь открывалась наиболее яркая сторона творчества Садовского. Если говорить о существовавших в ту пору делениях на амплуа, то его можно причислить к героям-любовникам. Именно таким представал Назар Стодоля, горячо любивший Галю, которую отец ее, сотник, предназначал не для него, безродного наймита, а для богатого старика.

Столкновение Назара с сотником Кичатым, отцом Гали, по замыслу Садовского носило резко социальный оттенок. Назар воплощал собой борца за справедливость. Отстаивая личное счастье, он тем самым боролся и за счастье других обиженных. Волю и разум — главные черты характера Назара — Садовский выделял с особенной силой. От мягкой, хоть и полной достоинства манеры разговора с отцом любимой девушки Назар — Садовский переходил к запальчивости, и когда видел, что ему не сломить жестокого отца, распалялся гневом. Назар, в ярости бросавший угрозы в лицо жестокосердному сотнику, был поистине страшен. Зал замирал при виде титанической фигуры Назара. У него пылали щеки, голова была гордо поднята, глаза горели ненавистью, с губ срывались беспощадные слова правды.

И еще одна сцена в «Назаре Стодоле», то трагическая, то лирически-нежная по своему характеру надолго запоминалась зрителям.

Снежное поле, посеребренное светом луны. Появляется огромная черная фигура. Это — Назар Стодоля. Он осторожно опускает на снег свою ношу. Назар выкрал Галю. {148} Вот он наклоняется над ней, говорит ласковые добрые слова, а она, придя в себя от испуга и смятения, упрекает любимого, боится наказания отца, чью волю она нарушила. Назар утешает Галю, рисуя радости предстоящей жизни. И вот, ободренная, поддержанная любимым, она живет этим грядущим счастьем, вся светится радостью. Этот диалог, насыщенный самыми противоречивыми чувствами, в исполнении Садовского и Заньковецкой был незабываем.

В роли Назара, как, впрочем, и в других ролях Садовского, не чувствовалось никакой позы, никакой напряженности, свойственных героям-любовникам. В Садовском героические черты уживались с чертами чисто характерного актера. Микола Карпович избегал напыщенно-приподнятой аффектации. Даже в пьесах историко-романтических он искал жизненных обоснований, внутренней правды создаваемого им образа.

В репертуаре театра было немало исторических пьес, рисовавших главным образом картины Запорожской Сечи и героического прошлого украинского народа, который вел вековую борьбу против татар, панской Польши, турок. Большинство этих пьес, принадлежавших перу Старицкого, Кропивницкого, Карпенко-Карого, трактовало прошлое в романтико-национальном духе. Там нередко допускались анахронизмы и произвольное обращение с историческими фактами. И тем не менее эти пьесы имели большое воздействие на украинского зрителя, поднимая и воспитывая его патриотические чувства. Всегда с успехом шла исполненная драматизма пьеса М. Старицкого «Богдан Хмельницкий». Садовский неизменно играл заглавную роль. «Гениальный бунтовщик», по выражению Шевченко, полководец и крупный государственный деятель, Богдан Хмельницкий дает благодарный материал для сценического воплощения. Этот образ сродни человеку {149} сильной воли и огромного темперамента, каким был Садовский.

Старицкий, по существу, написал историческую мелодраму, сосредоточив внимание не на главном подвиге Богдана Хмельницкого — воссоединении Украины с Россией, а на его личной драме.

Лукавая и лживая полька Елена Чаплицкая, обворожившая своей красотой Хмельницкого, уверяла, что горячо любит его. На самом деле она его ненавидит, она всей душой предана шляхетству и ярому врагу Богдана, пану Чаплицкому. Опьяненный любовью к Елене, Богдан сперва верит ей, но, раскрыв обман, находит в себе силы отвергнуть ее как изменницу.

Садовский великолепно передавал всю гамму чувств, охвативших гетмана. Зритель верил в благородство и честность души Богдана Хмельницкого, преданного своему народу. Размеренная, спокойная походка Садовского, портретное сходство с историческим гетманом, умение держать булаву в руках так, словно он сроднился с ней, — все это было необычайно убедительно и утверждало благородный реализм артиста. Пьеса Старицкого написана белым стихом, точнее, пятистопным ямбом. Садовский свободно читал эти стихи, не отчеканивая концы строк, как это делали актеры-декламаторы.

Садовский всегда оставался верным реалистической природе образа. Он никогда не шел от внешнего облика, не довольствовался поверхностной обрисовкой героя, а исходил из глубины чувств, изнутри раскрывая образ. Играл ли он Тараса Бульбу в одноименной пьесе по повести Гоголя, Савву Чалого в трагедии Карпенко-Карого или Тараса в драме Карпенко-Карого «Бондаривна» — на первом месте всегда была логика образа и правдивость его воплощения. Историческое прошлое никогда не было для Садовского предметом археологической реставрации. {150} XVI, XVII, XVIII века становились для него столь же реальны, как и современные ему XIX и XX. Как актер и как режиссер он искал в прошлом живых людей, старался раскрыть их психологию, их быт, их стремления.

Так же подходил художник-реалист и к созданию народных сцен. В его распоряжении был большой хор (около тридцати человек). Хористы обычно выполняли роль статистов в массовых сценах. В русских драматических театрах той поры, культивировавших главным образом салонный и бытовой репертуар, пожалуй, никогда так остро не стоял вопрос о массовых сценах, как в украинском театре, где они были важной составной частью спектакля.

Однажды мне пришлось присутствовать на репетиции «Саввы Чалого», когда Микола Карпович «строил» массовые сцены. Дело не ладилось. Лихие запорожцы, пока что в обычных костюмах, безучастно стояли, сбившись в кучу, в то время как на сцене шло действие. Садовский не выдержал и остановил репетицию.

— Вот что я вам скажу, братья мои, так не пойдет. Так, извините, стоят не люди, а овцы. Один режиссер, чтобы толпа была живее, учил ее разговаривать, повторяя: «О чем говорить, когда не о чем говорить».

Произносил он это, меняя тембры голоса и интонации. Сразу показалось, что от толпы идет нестройный, оживленный гул. Послышался смех, а Садовский продолжал:

— Я как старый доктор сцены не прописываю вам такого рецепта, а хочу только, чтобы каждый из вас понимал, кто он есть на сцене, чего он хочет и кому сочувствует. Тогда вы будете жить, а не стоять, как снопы в поле.

Очевидно, благие советы Садовского подействовали. Во всяком случае, на спектакле статисты двигались довольно свободно, и каждый из них старался по мере сил и способностей изобразить индивидуальность.

{151} В режиссерской практике Микола Карпович никогда не придерживался заранее разработанного плана постановки. Наоборот, занимаясь с актерами, он давал волю фантазии и импровизировал не только мизансцены, но и трактовку отдельных сценических положений.

Садовский не навязывал актерам режиссерской воли, давая простор для их собственного творчества. Десятки крупных актеров и актрис были воспитаны Миколой Карповичем в духе сценического реализма. И Линицкая, тонкое лирическое дарование которой скоро выдвинуло ее на главные женские роли, и прекрасная актриса Литвиненко, прославившаяся позже как оперная певица Литвиненко-Вольгемут, и Иван Александрович Марьяненко, впоследствии народный артист СССР, — все они с гордостью считали себя учениками Садовского.

Брат Миколы Карповича Садовского, известный актер Панас Саксаганский, одно время соперничал с Садовским в режиссерском мастерстве, равно как и в актерском. Было бы бесполезно сопоставлять их дарования и ставить одного над другим. Садовскому были более близки героические роли, а Саксаганскому — характерные и комические. Существует мнение, что Садовский был так называемым актером нутра, интуиции и темперамента, а Саксаганский — актером мысли и логики, актером более рассудочным. Но это можно легко опровергнуть при анализе схожих ролей, игранных обоими братьями.