Глава 14 Странные женщины Константина Ковал

– Опыт, Иван Сергеевич, говорит, что женщин никогда исключать не следует. В особенности красивых, в особенности когда произошло преступление и особенно тогда, когда это касается наследства.

– Неужели и тут нечисто? Так я уже скоро сам начну верить в легенды о проклятиях, призраках, гостях с того света… Дополнять список? – Иван достал стопку бумаги.

– Боюсь, что придётся добавить ещё не один лист, – усмехнулся Виталий. – Для начала, как вам такой поворот: наша безутешная вдова оказалась не такой уж и безутешной.

– Вот как! И кто же этот утешитель? По классической версии должен быть один из трёх: водитель, охранник или тренер по конному спорту.

– Признайтесь, вы знали заранее? – Виталик выдержал мхатовскую паузу. – Это... это… её школьная подруга Александра Николаевна Ушкало. Рост – метр восемьдесят, размер обуви – 41, объём бицепса – 42 см. Спортсменка, красавица, только что не комсомолка. Кличка – Сестра Шура.

Теперь черёд пришёл черёд Черепанова держать паузу.

– Вот это номер! Я-то думал, что прекрасная Марго выберет более равнобедренный треугольник. И давно длится эта детская любовь?

– Более пяти лет, еще с десятого класса. Шура перешла к ним в школу из другого района, после того как мать сменила место жительства. Шура Ушкало с шести лет занималась лёгкой атлетикой, была чемпионкой города и района по многоборью среди девушек. Вы бы её видели, эдакий Сталлоне в юбке! И несмотря на серьёзные габариты, очень красивая. Кстати, до сих пор в хорошей форме, хоть многоборье и забросила – больших результатов не достигла, но благодаря спорту окончила или еще оканчивает институт физкультуры. И попутно занимается женским бодибилдингом – сейчас это модно в определённом кругу.

– А почему «сестра»?

– Она очень похожа на Маргариту лицом. Их даже сёстрами считали, кто не знал. Шура как старшая, а Рита – младшая. Шура её вначале, как сестра, и опекала, не давала в обиду, ну а потом уже «опекала» и не как сестра. Хотя кто был инициатором этой связи, сказать трудно. Как говорили одноклассники, Маргарита с седьмого класса на практике подробно изучала все тонкости интимной жизни, в разных её вариациях. Тут всё стандартно: неблагополучная семья, жила вдвоем с матерью, без отца – тот ушёл из семьи сразу после её рождения. Мать, правда, тоже ещё та штучка... пила, сейчас живёт где-то в России, в деревне, у своей матери – Ритиной бабушки. Рита её даже на свадьбу не приглашала, стыдно было перед гостями…

– И откуда всё это? Вроде бы времени на такие детальные поиски у тебя не было. Ты с ними случайно не учился в одном классе? Если так, то понятно. Хотя нет, тебя же отчислили из школы за неуспеваемость ещё в десятилетнем возрасте, как я мог забыть…

– Угу, только не из школы, а из юридического института, и не отчислили, а я сам ушёл с третьего курса как осознавший ошибку выбора, сделанного под давлением родителей. Но зато нашедший и успешно сохранивший множество друзей, которые сейчас работают в разных сферах правоохранительной системы. А дружба, Иван Сергеевич, подразумевает помощь. Сегодня мне помогли, завтра, глядишь, я... Ну а теперь, серьёзно. Информацию о Маргарите Ковалёвой, в девичестве Гончаренко, слил мне один старый знакомый из частной юридической конторы, к приватным услугам которого неоднократно прибегал заместитель Ковалёва по безопасности, начальник его охраны и бывший СБУшник, некий Юрий Бондарчук. Так вот, этот Бондарчук, вроде бы по поручению самого Ковалёва, просил тихонько, без лишнего шума, проследить за дорогой во всех отношениях супругой своего шефа. Ковалёв или сам почувствовал неладное, или доброжелатели нашептали, не знаю. А может, друганы Ковалёва или бабы, с которыми они в саунах парились, брякнули чего-то по пьянке. Город-то маленький… Короче, информацию по Рите для Ковалёва тот собрал.

После замужества, когда Ковалёв забрал Риту Гончаренко с подиума городского конкурса красоты прямо в ЗАГС, она встречалась с Шурой тайно. А до того многие знали об их связи. Да они и сами особенно не шифровались. Такие сейчас времена, Иван Сергеевич, не то что было в вашей застойной юности. Эта Рита с детства была ещё та оторва. Я как почитал то, что мой дружок накопал на неё, даже посочувствовал этому Ковалёву. Знаете, как в анекдоте: «Ой, как перед Доном Педро неудобно».

– И как же тебе этот твой дружок такую приватную информацию отгрузил? Не побоялся неприятностей?

– Да, был бы жив Ковалёв, конечно, поостерегся бы. Кроме того, тут убийство, дело серьёзное. А сокрытие от следствия фактов, которые могут способствовать раскрытию преступления, может рассматриваться как соучастие, УПК, статья не помню какая, часть третья, или четвёртая…

– Ты-то какое отношение имеешь к следствию?

– Вот расследую же – значит, имею. На самом деле, менты у него тоже были, там не все дураки сидят. Прорабатывают все версии, копают помаленьку. А эта вовсе на поверхности: могла жена убить мужа из-за наследства? Могла. Детей у них не было, значит, всё имущество, счета и прочая мишура в виде активов переходит жене убитого, то бишь вдове. Так оно, кстати, и бывает, если, конечно, нет брачного договора, а в нем особых пунктов.

– А он есть?

– Тут самое интересное. Сначала договора не было. Оно и понятно: Ковалёв жить себе намерил долго и от жены такой подлянки вряд ли ожидал. Это я даже не про Шуру, я про убийство. Не того Рита ума и способностей особа. Да её и так всё устраивало: деньги, дом, машина, прислуга, маникюрши, салоны... Что ещё надо? Интеллект у нее – ниже пояса. Ей бизнес Ковалёва как козе баян, не рубит она в этом ничего, да и не хочет. Один головняк…

– И жили они так душа в душу.

– Да. Жили бы они счастливо и умерли в один день. Но нет, как было отмечено выше, нашептали Ковалёву однажды добрые люди про жену его грешную. Проверил – не обманули, суки. И взыграло у Ковалёва ретивое, да и перед пацанами обидно. Это что ж такое: мало что ему жена рога нарастила, так ещё и не с мужиком, а с другой бабой! По каким таким это понятиям вообще возможно, в натуре?! И решил Ковалёв жену свою нерадивую да блудливую наказать. Говорят, как узнал, метелил её с утра до вечера, да так, что она неделю из дому не выходила. Но не это главное в жизни влюбленных. Понял Ковалёв, что пора менять жену на новую, воспитанную на традиционных ценностях. А покуда новая сыщется, старую оставить и прописать быстренько с ней такой брачный договор, по которому после развода отходили бы ей только светлые воспоминания о совместной жизни. И составил, и собирался вести супругу на подпись к нотариусу, как только сойдут поставленные им же на лице румяном отметины любви. Конечно, в договоре том не всё так печально для Риты. Только вот не успел Ковалёв его оформить, насколько я знаю. И погиб при невыясненных пока обстоятельствах в интерьере собственного дома. Спрашивается теперь: был у Ковалёвой-Гончаренко повод любимого мужа грохнуть? Аж бегом! Смогла бы – это вопрос. И даже если предположить, что могла, то её должен был кто-то предварительно надоумить и передать оружие. Она ведь из дому почти не выезжала с разукрашенной физиономией. И никто чужой к ней в ту субботу вроде не приезжал.

– Вроде или не приезжал? И она не выезжала? А в течение недели? Это все надо проверить.

– Согласен. Но то, что она сама это организовала, – не верю! У неё даже такого отдела в мозгах нет, где планируется что-то, кроме шопинга, массажинга и погулягинга с выпивагингом. Исполнить такую комбинацию, убедить и научить, возможно, могла бы другая, тоже очень заинтересованная в исчезновении Ковалёва до подписания брачного договора, особа – Сестра Шура. Ей со стола Ковалёва, через Риту, естественно, немало перепадало. Жила не тужила, а тут такой облом! А она баба не робкая, серьёзная. Если что – рука не дрогнет. Она одного мужика после тренировки в баре спорт-клуба «Максимус» так расписала «под хохлому», что тому даже врача вызывали. Подкатывал он к ней по-наглому, я ж говорил: фасад у неё что надо. Но этот кавалер попался новенький, не знал, что ей мужики как зайцу триппер. Она ему: мол, отвали тихонько, я в печали, а он выпил, ситуацию не прохавал, пошли да пошли. Ну и отхватил по полной программе. Этот случай до сих пор там вспоминают, задолбали пацана так, что тот даже в другой клуб перешёл.

– Интересный поворот. Так что, подбиваем итоги? Надо проверить алиби этой Шуры и выяснить, какие у неё возможности. Ты поедешь в усадьбу, поговоришь с охраной, сторожем, узнаешь, приезжал ли кто на неделе к Маргарите и выезжала ли она. Может, всплывет что-то новое.

– Так-то оно так, – Заборский загадочно взглянул на Ивана, – только это не всё. Помните, я вам говорил, что бумажных листов для записи версий надо бы добавить? К нашим двум ля фам может примкнуть третья.

– Неужели это та странная дама с видео на похоронах Ковалёва? – предположил Черепанов.

– Вот тут вы попали прямо в точку. Она. Дама с очень интересной историей. Не знаю, поможет ли это нам в расследовании, или нет, но запутает точно. Эта дама не просто знакомая семьи Ковалёвых или их дальняя родственница. Женщину, которой вы интересовались, зовут Бессонова Татьяна Викторовна, она первая жена Ковалёва!

– Вот так новость! – Черепанов даже привстал со стула. – Ведь в интернетовских досье про его первый брак ничего нет.

– Естественно, – Заборский подошёл форточке, чтобы закурить, и вещал уже оттуда. – Ковалёв первый раз женился очень рано, в девятнадцать лет. И как это часто бывает в таких ранних браках, продержался он недолго, всего полтора года. Ковалёв быстро обзавёлся «весёлыми» друзьями, занялся аферами, начал гулять, изменять, и они тихо разошлись. Он уже тогда к женщинам относился с некоторым пренебрежением. Говорят, очень любил только свою мать и, кроме неё, по-настоящему никого. А про первый брак даже в автобиографии не упоминал.

– Это тебе тоже поведал твой друг?

– Он, любезный. И вот ещё один сюрприз – от Татьяны Бессоновой у Ковалёва есть сын Олег, о существовании которого он помалкивал. Уж не знаю почему – может, считал его ошибкой молодости, может, вообще сомневался, его ли это сын, а может, просто такой он был человек – ну не любил никого, и всё. Так вот, рассказываю дальше. Хотя сына Ковалёв не любил, но материально прежней семье помогал, особенно после того как разбогател. Почти регулярно, до совершеннолетия Олега, высылал деньги Татьяне. У самой же Бессоновой жизнь не сложилась – была ещё дважды замужем, и оба раза неудачно. С одним из мужей, иностранцем, прожила четыре года где-то на Ближнем Востоке. Потом развелась и вернулась в Украину, в родной Днепродзержинск. А Олег всё это время был на попечении бабушки. Считался трудным подростком, не хотел учиться и даже чуть не попал в тюрьму за какую-то пьяную драку. Но выручила армия. Парень он крепкий, отслужил два года в десанте и вернулся вроде бы повзрослевшим, серьёзным молодым человеком. Чтобы не сидеть у матери на шее, пошёл работать. Ткнулся туда, ткнулся сюда – без образования и специальности много не заработаешь. Поработал охранником в магазине – не особенно понравилось. И тогда Бессонова обратилась к своему бывшему мужу с просьбой помочь в трудоустройстве сына. Причём сам Олег не знал, кто его отец, Бессонова никогда не вела с ним разговоров на эту тему. Такая у них была с Ковалёвым договорённость. Она и фамилию сыну дала свою. По указанию Ковалёва Бондарчук взял Олега на работу в своё охранное агентство «Щит» с неплохой зарплатой. Тем более армейская подготовка у парня была, а остальному подучат инструкторы. Про эту семейную историю Бондарчуку рассказал сам Ковалёв, зная, что тот всё равно докопается, так как тщательно проверяет всех кандидатов, особенно в охрану.

– Ты хочешь сказать, что сын Ковалёва Олег Бессонов работал и сейчас работает охранником в корпорации «2К»?

– Более того, он находился в охране усадьбы Молчановка в тот день, когда был убит Ковалёв. Правда, как предполагает Бондарчук, Олег Бессонов до самых похорон не знал, что хозяин – его отец. Может, не знает и сейчас, если Бессонова ему не рассказала. Тут я ручаться ни за что не могу.

– А если знал, то мог и убить? Например, чтобы отомстить сытому и богатому отцу за брошенную семью, деревянные игрушки и трудное детство?

– Всё возможно. Хотя вряд ли, слишком уж театрально. Да и причём тут Ковалёв, если его отцовство от Олега всю жизнь скрывала мать. Ну а Ковалёв хоть и был, конечно, порядочной сволочью, но ведь постоянно помогал Бессоновой и Олегу. Многие и этого не делают…

– Что он за человек, этот Олег Бессонов, что у него в голове? Ты говоришь, он был не очень сдержанным в своих поступках по молодости? В любом случае надо поговорить с Бондарчуком или с тем, кто тогда был главным на объекте, и проверить, имел ли возможность Бессонов выстрелить в Ковалёва. Тем более, помнишь, арестованный Боря Картавый рассказывал следователю о каком-то мужчине, который якобы ударил его по голове в кабинете Ковалёва. Вот и будет повод к разговору.

– Сделаем, – Виталий уже почти собрался уходить, но задержался у двери. – Кстати, расскажу, раз уж вспомнили про того неизвестного мужика. Воспринимайте как хотите, но из песни слов не выбросишь. Бондарчук пару раз, вроде бы в шутку, говорил моему другу, что вскоре может обратиться к нему с просьбой о расследовании таинственных шумов, звуков, шагов и прочей непонятной хрени, якобы происходящей в усадьбе его шефа. То есть в Молчановке. Говорил, что эти шумы слышали строители, ещё когда делали косметический ремонт в доме сразу после его приобретения. Да и охрана подтверждала, что иногда слышала таинственные звуки в имении. И даже, мол, видели чьи-то тени. А сторож Никитич, который там проработал почти всю жизнь, подтвердил, что сам неоднократно слышал и даже видел бродящую по коридорам дома странную фигуру – пропавшего барина из легенды усадьбы.

Бондарчук, конечно, всерьёз эти россказни не принял, а списал их на любовь некоторых из его ребят выпить лишнее или даже забить «косячок». В охране ведь многие из «миротворцев», после «горячих точек», а там этого добра навалом. Бондарчук даже выгнал из агентства двух бойцов, после того как поймал их на наркоте. Кстати, сын Ковалёва Олег тоже был замечен в употреблении «травки»… Его, правда, Бондарчук, по понятным причинам не выгнал, но строго предупредил. А слухи о призраке запрещать не стал, даже поощрял, так как сам Ковалёв очень гордился тем, что его новое владение не только имеет историческую ценность, но и свое приведение… Ну что, побегу работать.

– Давай, беги. А я подумаю в одиночестве. Надо переварить твою информацию. Кстати, я собираюсь ещё раз съездить к Полонской, заодно и поговорю об этих таинственных призраках в усадьбе. Она ведь там полжизни прожила, может, прояснит ситуацию. Завтра к вечеру соберёмся у меня и тогда будем делать выводы. Пока.

Заборский махнул рукой и ретировался из кабинета, а Иван ещё долго сидел в задумчивости, машинально рисуя на листах бумаги суетящихся возле большого дома маленьких и злых человечков.
Глава 15

Виктор фон Графф. Работа и вражда
– Куда путь держим? – Прохор схватил под уздцы тощую кобылу, которая тащила за собой телегу с сеном. В повозке, изнемогая от жары, сидел Савченко.

Его сын Иван гордо восседал на стоге:

– Не твое это дело, иди своей дорогой, без тебя управимся.

К тому времени Савченко уже давно потеряли доверие фон Граффа и были отчислены из лесной стражи по его представлению, поданному в Лесной департамент.

– Моё дело, до тех пор, пока вы по лесу катаетесь, повадились тут! А ну слазь, Ванька, досмотр будет! Чего под сеном везете? – Прошка вскинул ружьё.

– Эй, эй! Ты, Прошка, не балуй, ненароком стрельнешь – не бери грех на душу, – Пётр Савченко всё же поднял руки, слез с телеги и сделал шаг в сторону. Ванька медленно сполз со стога, вопросительно глядя на отца.

– Вилы бери, поднимай сено, – Прохор указал стволом, откуда начинать.

Иван, поглядывая на ружьё, нехотя ворочал сено.

– Глубже бери, глубже, веселее! – не успел Прохор это произнести, как вилы наткнулись на что-то твёрдое. – Стоять! Ну-кась, покажи, что у тебя там?

Мешок с металлическим лязгом ударился о землю.

– Развязывай и высыпай! – ствол ружья руководил Иваном, как волшебная палочка, тот едва успевал озираться на отца.

Из мешка посыпались диковинные вещи – тарелки, украшения, два кубка и много всякой прочей мелочи.

– Эва, как… – больше Прошка ничего сказать не успел. Сокрушительный удар пришёлся в голову – Пётр приложил его древком лопаты с такой силой, на которую только был способен.

Прохор пришёл в себя уже в лазарете.

– Рану обработали, жить будет. Хорошо ещё, что предмет, которым его ударили, скользнул, не то голову бы размозжило. В рубашке, можно сказать, родился, – объяснил фон Граффу доктор.

Прохора случайно нашли объездчики. Их заинтересовал след – как будто через дорогу волоком перетащили вязанку хвороста. Когда всадники спешились, они обратили внимание на аккуратно присыпанные следы крови, которые и привели их, в конце концов, к пострадавшему. Окровавленный Прошка лежал без памяти, неестественно скрючившись. Стражники поначалу решили, что он отдал богу душу, но затем заметили, что раненый слабо дышит. Перевезти его верхом не представлялось возможным, поэтому одному из стражников пришлось скакать в лесничество за подводой.

– Кто тебя так? – фон Графф говорил негромко, справедливо считая, что любое напряжение сейчас для Прохора болезненно.

– Савченки… – Прошка, не открывая глаз, с трудом произносил слова. – Помните, я вам показывал, что на кургане кто-то копает? Эта дорога единственная… Мы встретились, когда они возвращались. Полный мешок всякой всячины везли.

– Все ясно, Тесленко, возьми несколько стражников из тех, кто сейчас свободен, прихватите ружья, и поедем в гости.

Фон Графф мог простить многое, и прощал, но теперь капитан был настроен более чем решительно. Уже многие годы шёл спор за земли, на которых было распложено три кургана, и Виктор Егорович поначалу никак не мог понять, почему Савченко так упорно воюет с ним за эту совершенно не пригодную для возделывания землю. Спор не утих, даже когда Палата госимуществ определила эти холмы как принадлежащие лесничеству. Спустя некоторое время фон Граффу стало известно, что на холмах появляются разрытия, похожие на норы. Будто покопался кто-то и потом вход за собой обвалил. Многочисленные письма в Палату по этому поводу остались без ответа, а новый управляющий господин Компанейщиков и вовсе не хотел об этом слышать.

Отношения с новым начальником у фон Граффа не заладились с самого начала. Уж сколько он видывал на своем веку проверок и ревизий, но теперь они стали особенно пристрастными и всё больше времени капитан должен был тратить на отчеты и всякого рода канцелярщину. Вместе с тем почти все обращения и просьбы, направляемые господину Компанейщикову, отклонялись под разными – благовидными и не очень – предлогами.

Особенные хлопоты доставляло отсутствие содержания. И раньше нерегулярность довольствия мешала планам и обеспечению ежедневных нужд лесничества, но с приходом Компанейщикова стало особенно туго. Бывало такое, что деньги не пересылали по полгода, отчего сильно страдали семьи лесников, и особенно фон Граффа. Другие же лесничества таких трудностей не испытывали вообще либо испытывали в гораздо меньшей мере.

К лазарету прибыли три вооруженных объездчика, и капитан фон Графф поспешил к ним:

– На Прохора Иванникова совершено нападение. Он выжил. Из его показаний мы знаем, кто преступники. Это известные вам крестьяне Савченко. Оружие не применять. Только в случае сопротивления. Наша задача – арестовать убийц и передать их в полицейский участок. Всем понятно? – кони нетерпеливо гарцевали на месте, ожидая когда всадники позволят им пуститься галопом.

– Так точно, ваше благородие! – отрапортовали лесничие и, пришпорив коней, вслед за капитаном поскакали в сторону Новотроицкого.

Лесничие застали семейство готовым пуститься в бега. Старший Савченко выводил подводу, гружённую каким-то скарбом, за ворота, а его жена плелась сзади, плакала и громко причитала, хватаясь за голову. Когда она увидела всадников во главе с фон Граффом, её плач стал усиливаться.

– Ой, Боженька! Да за что же это нам такое послал? – женщина голосила всё громче и громче.

– Савченко, ты арестован! – капитан прибыл первым и, пытаясь остановить преступников, схватил под уздцы лошадь, тянувшую тяжёлую подводу. За ним подскакали остальные всадники.

Оценив численное превосходство вооружённых лесничих, Пётр Савченко принял единственно правильное решение – положил ружье на землю. Его жена продолжала реветь в полный голос, а сын Иван, который только и успел выйти на порог, увидев такую картину, тоже был вынужден поднять руки.

– Куда собрался, Пётр? Далеченько? – капитан спешился и передал поводья одному из своих лесничих.

Ответа не последовало. Ненавистный взгляд исподлобья не оставлял сомнения: если бы не перевес в силах, Пётр непременно воспользовался бы оружием.

Фон Графф жестом приказал одному из подчинённых обследовать телегу.

– Помилуй, барин, не губи дураков, они тебе до гроба обязаны будут! – женщина упала в ноги капитану и схватила его за сапоги.

– Поднимитесь, поднимитесь немедленно! Раньше следовало думать! Сколько я вам доверял, как я на вас надеялся – и теперь такая отплата! Они совершили преступление и будут преданы суду. И прощения не будет.

В это время содержимое мешков с медным грохотом вывалили на землю. Различные предметы старинной утвари, свёртки с монетами, холодное оружие и даже древний щит – чего там только не было!

– Всё бы ничего, пока они руку на человека не подняли, – фон Графф зло и отчетливо произносил каждое слово. – На моего человека! А вот с этим, – он указал плетью в сторону древних предметов, – ещё следует разбирательство устроить. Вот зачем тебе были нужны курганы? Куда везёшь награбленное?

– Тебе зачем, Виктор Егорович? Меньше знаешь – дольше живешь, – Савченко явно был не готов смириться со своей участью.

– Петя, Петенька, да расскажи ты им, они ж тебя арестовывать пришли, как же мы без тебя? – жена Савченко впала в истерику и кричала, не поднимаясь с земли.

– Серафима, куда он собрался? – фон Графф понял, что, кроме неё, здесь разговаривать не с кем. – Говори, Серафима, облегчишь его участь.

– Виктор Егорович! – Серафима впервые в жизни обратилась к капитану по имени-отчеству, – бес его попутал!

– Молчи, дура! – Пётр уже было замахнулся на жену, но на его здоровенных руках повисли двое лесничих.

Женщина, не глядя на мужа, продолжала плакать и, похоже, была полна решимости облегчить душу:

– Да сколько же можно! Я ему второй год твержу: это добром не закончится! И вот – нате!

– Так куда ж ты его снарядила? – фон Графф взял с телеги свёрток со снедью, которую Серафима собрала в дорогу.

– В Екатеринослав, барин, они туда свою добычу возят.

Савченко заревел от бешенства:

– Под монастырь меня хочешь подвести, дура?

– Уведите его, – приказал капитан своим помощникам. Лесники оттащили Савченко в сторону, потому что вокруг, кроме дороги за околицу, ничего не было, и фон Графф продолжил:

– И как часто он уезжал?

– Раз в два месяца, если дороги проездные. Зимой не ездил. Да и не копали они, пока холода.

– И что, прибыльное дело могилы раскапывать?

Женщина уже несколько успокоилась и взяла себя в руки.

– По три целковых, иногда и до пяти за пуд доходило, перезимовать хватало.

И правда, в прошлую зиму, когда многие попрощались со своими рогатыми кормилицами, Савченки перезимовали без потерь и, более того, вырастили телёнка, которого принесла корова. Об их везении по деревне ходили нехорошие сплетни, но никто не мог понять, как это им удаётся.

– А кто их в Екатеринославе встречал? – Виктор Егорович не прекращал допрос, пока Серафима была готова рассказывать.

– Не знаю я, честное слово, не знаю. Как подпили после возвращения, так говорили о каком-то большом начальнике. Мол, ненасытный он, мог бы и поболе платить. Зуб на него имеют, говорили, что в последний раз по такой цене товар везут, собирались поговорить с ним, чтоб цену поднял.

– А о Прошке говорили?

– Помилуй, барин… – женщина опять пустилась в плач. – Помилуй дураков, не сдержались они. Прошка в телегу залез, в которой они как раз добычу свою везли.

– Так ведь чуть не убили…

– Жив? Ну, слава богу, одним грехом меньше, – Серафима все рыдала и рыдала.

По приказу фон Граффа Петра со связанными сзади руки посадили на подводу. Один из лесничих сел на козлы, привязав своего коня сзади, и обоз отправился в путь, провожаемый причитаниями безутешной Серафимы.