Глава XV От Москвы до Кампучии

Я

Такое событие и - под боком!.. Редкостное совпадение. По­этому в Москву мы поехали всей семьей. Благо, тогда все бы­ло дешево - и билеты на самолет, и гостиница, и питание. У Джоомарта и Чагатая от радости глаза загорелись, когда я ска­зал им о поездке на Олимпиаду. Да и Мария Токтогуловна бы­ла очень довольна: увидеть Олимпийские игры в ставшей родной Москве да еще всей семьей!..

Во время спортивных выступлений мы располагались на трибунах для почетных гостей, совсем рядом с правитель­ственными ложами. Неподалеку от нас сидел легендарный маршал Баграмян. В один из перерывов мы с Джоомартом направились в кафе перекусить. Тут к нам подошел Баграмян, погладил Джоомарта по голове и поинтересовался, откуда мы, из каких краев? Джоомарт засмущался, он был очень стесни­тельным. Узнав, из какой мы республики, Баграмян говорит: "Молодцы, что приехали!". И пожелал Джоомарту отличной учебы, спортивной закалки, а, главное, быть по-настоящему хорошим человеком.

Трудно передать тот накал страстей, который царил на трибунах. Амплитуда эмоций: то радость до небес, то низвер­гающие в бездну огорчения, раскачивала нас, будто лодки в шторм. Но все-таки болельщики умели удерживать себя в ру­ках. Никаких инцидентов, никаких потасовок не было. Буду­чи хозяевами Олимпиады, наши люди вели себя по-настояще­му достойно.

Во многих видах спорта побеждали советские спортсмены. Я по себе знаю: дома и стены помогают. Кроме того, не прие­хали главные наши соперники - американцы. Предыдущие Олимпийские игры, которые проводились в Америке, проигно­рировал Советский Союз, обвинивший США в агрессии про­тив Вьетнама. В ответ американцы бойкотировали московскую Олимпиаду. Впрочем, и без них борьба за медали была напряжен­ная, все соревнования проходили при переполненных трибунах.

А как мы были счастливы, когда в острых состязаниях по­беждали киргизские спортсмены! Тем более - студенты Киргосуниверситета! Золотые медали завоевали Каныбек Осмоналиев и Татьяна Колпакова! В нашей делегации с этой побе­дой поздравляли не только выдающихся спортсменов, но и меня, как ректора университета.

Главная же заслуга в столь блестящем выступлении кир­гизских олимпийцев принадлежала, безусловно, Долену Омурзакову. Он пользовался огромным авторитетом и попу­лярностью в спортивных кругах. Более двадцати лет он яв­лялся членом коллегии Комитета по физкультуре и спорту СССР, многократно избирался депутатом Верховного Совета Киргизской ССР. Его перу принадлежали и отдельные публи­кации, посвященные проблемам спорта.

Однажды я ему говорю: "Смотри, сколько у тебя материа­лов! Им же цены нет! Выпусти их отдельной книгой". Он за­думался, а потом отвечает: "Наверное, ты прав". Спустя год или чуть больше появи­лась его книга "Разви­тие спорта в Киргизии", в которой он уделил внимание и мне, как бывшему спортсмену, игроку сборных команд Киргизии по футболу, баскетболу и волейболу.

Во Фрунзе мы с Доленом Омурзаковичем дружили семьями. Он обладал чувством юмора, был такой жизнерадостный, что в компании, где он обычно выс­тупал заводилой, и ми­нуты не обходилось без шуток и смеха. Он и жену себе, Таню, выбрал такую же - веселую, открытую. Час­тенько то они заходили к нам, то мы к ним. А потом сдружи­лись и наши дети, его сын Болот и мой младший сын Чагатай. Болот, следуя примеру отца, стал мастером спорта СССР по борьбе.

А что касается тех Олимпийских игр... Мы были полны гордости за наших спортсменов, за нашу Родину, которая су­мела так великолепно все организовать и провести. И запом­нилось, как на прощанье весь стадион пел под фонограмму песню Пахмутовой, а над нами парил, поднимаясь все выше и выше в небеса, медвежонок - символ московской Олимпиа­ды. Возвышенное и щемящее чувство охватывало нас...

В том же 1980 году мне посчастливилось побывать на Все­мирных молодежных играх, которые проходили в Соединен­ных Штатах Америки, а конкретней - в городе Сиэтле штата Вашингтон. Это очень своеобразный по своему географичес­кому расположению штат. Его горные районы напоминают природу нашего края. А увидев однажды скалистые горные кряжи, густо поросшие кустарником, я невольно вспомнил родной Чон-Кемин.

В Сиэтле мне предложили остановиться в одной амери­канской семье, с которой, как я понял, все заранее было обго­ворено. У них я и прожил все десять дней, пока продолжались Игры. Хозяева, муж и жена, довольно молодые, лет сорока, и ребенок. Втроем они жили в просторном двухэтажном особ­няке. Огромный зеленый двор был без привычных для нас грядок или хотя бы плодоносящих деревьев. Муж работал в городском коммунальном хозяйстве, жена - в одном из банков штата.

Их особняк находился в пригороде, а работали они в горо­де. Каждый из них имел свою машину для поездок в город и обратно. Все было расписано по часам и поставлено на прагматичную основу.

Многое из того, что я наблюдал, меня тогда поражало. Ра­ботники такого ранга, да и более высокого, чем эти супруги, у которых я остановился, жили в нашей стране несравнимо хуже. К тому же бытовых проблем у американцев почти никаких. На прилавках - любые продукты, в любое время суток и в любом количестве. И цены для них доступные. Причем, они старают­ся не тратить время на приготовление пищи. Предпочитают по­купать готовые продукты или в виде полуфабрикатов.

Та же семья, где я жил, по субботам ездила в ближайший оптовый магазин и закупала, в основном, продукты, которые потом только разогрел - и можно подавать на стол. Мясные продукты всегда свежайшие, без единой косточки или про­жилки. Приготовить из них блюда в микроволновке - пара пустяков.

При существовавшем в ту пору у нас продовольственном дефиците все это заставляло о многом задуматься. Хотя, надо сказать, мы верили, что и к нам придет время изобилия. Верой в лучшее будущее мы не были обделены. Слова Маяковского: "Я верю в Отчизну, которая есть, но трижды - которая будет", зачастую характеризовали умонастроение моих современни­ков.

В Америке культ денег и еды. С первым все понятно. А вот второе меня удивляло. Везде едят эти гамбургеры - на ходу, в буфетах, кафе, в аэропортах и метро. Куда бы ни глянул - обя­зательно натолкнешься на жующего. Наверное, поэтому там очень много полных людей. В той семье, о которой я говорил, да и другие американцы, с которыми я встречался, все недоу­мевали, почему я так мало ем. Для них мое отношения к еде выглядело очень даже странным.

Откровенно говоря, мне нравилось, что в Америку можно приехать из любой страны и быть хорошо принятым. В один из свободных дней мы посетили круглогодичный горнолыжный курорт. Там полно было любителей горных лыж из раз­ных стран, особенно из соседней Канады. У США с Канадой свободный визовый режим, и канадцы безо всяких проблем ездят в Америку и обратно, когда им захочется.

А какие на этом курорте подъемники для транспортировки лыжников далеко вверх! Трассы спуска достигают нес­кольких километров. И все они буквально усеяны отдыхающими. Слаломисты, прыгуны с трамплина, все в ярких одеж­дах, с яркими лыжами и улыбками на лице. Что и говорить, там умеют отдыхать. Подстать этому сама индустрия отдыха. В официальной части проведения Игр была наша встреча с мэром Сиэтла. Огромный зал мэрии еле вмещал собравших­ся - гостей и горожан. После приветственной речи мэра слово предоставили мне. От имени советской делегации, от имени всех советских граждан я поблагодарил за приглашение на­шей команды и особенно - ветеранов спорта - принять участие в этом крупном молодежном форуме, где демонстрирова­ли свое мастерство лучшие спортсмены мира. Рассказал я и о Советском Союзе, как могучем государстве, идущем по пу­ти социализма, государстве, в котором физкультурой и спор­том действительно занимаются миллионы людей. И эта мас­совость позволяет подниматься, расти в спорте самым ода­ренным, увеличивает возможность выбора спортсменов в сборные команды страны.

А коль скоро я работал ректором университета, то меня попросили выступить и в Вашингтонском университете. Там я рассказал о советской системе образования, о своем вузе. Да и сам я узнал немало любопытного. Так, на одной из кафедр Вашингтонского университета обучалось всего десять студен­тов. Зато они были не только из различных регионов самой Америки, но и из разных стран. Среди них мне встретился почти сосед - уйгур из Синдзянь-Уйгурского автономного ок­руга Китая.

Оказалось, что он приехал сюда учиться по контракту, и первые два года все шло нормально, однако потом Китай отка­зался платить за учебу. Ему пришлось самому искать деньги. Я ему говорю: "Ну и ехал бы домой!", а он отвечает, что ему стыдно. Он поехал, в Америку, чтобы получить образование, и не вернется, пока не закончит университет. Поэтому он год учится, а год или два зарабатывает средства для того, чтобы продолжать учебу. Таким вот образом прошло уже десять лет.

У нас в стране подобной ситуации тогда и быть не могло. Советское государство предоставляло возможность получать - в вузах совершенно бесплатное образование. Более того, успе­вающим студентам еще и выплачивались стипендии. Даже ес­ли кто-то учился, как говорится, через пень колоду, он все рав­но заканчивал вуз максимум за шесть-семь лет.

А для них, рассказывали, "вузовский марафон" явление привычное. Кому-то родители не дают денег на обучение, ко­му-то не могут дать, потому что обучение в университете весьма дорогое удовольствие.

Поэтому почти каждый, кто желает в Америке иметь выс­шее образование, старается сам добывать средства на учебу. Иногда эта учеба растягивается на тринадцать-пятнадцать лет. И вполне естественно, что американские студенты по возрас­ту, да и по внешнему виду, гораздо старше наших студентов.

Следующий раз я попал в Америку много лет спустя, в 1996 году, когда там проводились Олимпийские игры. И снова я оказался в составе олимпийской делегации Киргизии как ветеран спорта. Наши руководители жили в одной из лучших пятизвездочных гостиниц Атланты штата Джорджия, а я поп­росился в олимпийскую деревню, которая располагалась на базе университетского комплекса.

Они сочли меня ненормальным, ведь в этой деревне ос­тальные члены делегации размещались в студенческих обще­житиях. Но мне важно было другое. Находиться вместе со спортсменами, с командой, готовящейся к соревнованиям, ощущать витающий в воздухе спортивный дух, дух предстоя­щей борьбы.

Для меня, столько лет отдавшего спорту, такие ощущения словно эликсир молодости. Благодаря им, в памяти сразу всплывают картины давних спортивные баталий, и я чувствую себя идущим с мячом к воротам противника. Что и говорить, сладостное чувство. Будто опять обретаешь ту си­лу, то физическое состояние, которое имел в молодости.

Торжественное открытие Олимпийских игр началось в пять часов вечера и продолжалось до трех часов ночи. Только прохождение команд участников Олимпиады заняло три с половиной часа. Потом была официальная часть. Проникно­венную, возвышенную речь с присущим ему артистизмом произнес тогдашний президент США Билл Клинтон. К концу торжества многие спортсмены, находившиеся на поле стади­она, садились или ложились прямо там же. Сказывалась уста­лость, а, может быть, они берегли силы. Хоть и порядком мне было лет, но я держался, не стал следовать их примеру. Рядом с нами стояла команда Нидерландов, все в коричневых костю­мах, высокие, широкоплечие. А в нашей команде самым вы­соким, кажется, был ваш покорный слуга.

Организаторы Олимпийских игр постарались. Каждый приглашенный мог попасть на любое спортивное мероприя­тие. Проводились они в больших спортивных залах, вмещаю­щих до десяти тысяч человек. Причем, в одном и том же зале могли находиться и боксерский ринг, и ковер для борцов, и площадки для других видов спорта.

Мы, конечно, болели за нашу команду, смотрели все выступления киргизских спортсменов, если они не пересекались по времени друг с другом. А какую гордость испытывали, когда наш стрелок Мелентьев завоевал: бронзовую медаль! Да и шестое место борца Санатбаева тоже немало значило для нас. Жаль, не удалось нам завоевать "золото", как на московской Олимпиаде. Но ведь раз на раз не приходится.

Дела в Киргизском государственном университете, где я тогда продолжал еще работать, постепенно шли в гору, мы были на хорошем счету в Министерстве высшего и среднего специального образования СССР. И не случайно Всесоюзное общество "Знание" в составе небольшой делегации из пяти человек направило меня, как ректора, в Испанию.

Помнится, были в делегации главный редактор очень авторитетного в те годы журнала "Коммунист", выходившего в Москве, и мой коллега, ректор Казахского государственного университета, академик Омурбек Джолдаспеков, с которым мне еще не раз предстояло встречаться в различных поездках.

Какие цели перёд нами ставились? С одной стороны, наладить контакты и установить связи между Всесоюзным обществом "Знание" и аналогичными организациями этой страны, поскольку на международном уровне таковых еще не было. С другой стороны, нам следовало поглубже ознакомиться с по­ложением в Испании, а также прочитать ряд лекций о вузах и всей системе образования в Советском Союзе. Нас приглаша­ли в Мадридский государственный университет, на некото­рые крупные предприятия и в организации Мадрида.

В то время начался, как известно, отток из СССР испанс­кого населения, нашедшего спасительное убежище в нашей стране еще в период кровавой диктатуры генерала Франко. Теперь же, когда франкийский режим остался в прошлом, многие испанцы решили вернуться на Родину. Среди них бы­ли и мои друзья. Сын Рязанцева - Юрий Сергеевич - был же­нат на испанке, и они отправились в Испанию всей семьей. Правда, сначала на короткий срок, чтобы посмотреть, все ли для них там подходит.

Общаясь с испанцами, слушая их рассказы на различных официальных и неофициальных встречах, наблюдая за тем, что происходило на наших глазах, мы отмечали, что обста­новка в стране при восстановленной королевской власти вполне благоприятная.

Наши выступления, лекции шли в едином русле с процес­сом по установлению теплых отношений между СССР и Ис­панией. И мы должны были разрушить то негативное представление о Советском Союзе, которое всячески насаждалось здесь при диктатуре Франко.

После четырех дней пребывания в Мадриде нас повезли в Севилью. Там мы читали лекции, знакомились с укладом жизни, бытом провинции. А также старались, рассказывая об СССР и его дружелюбной политике, как бы скорректировать взгляд местных жителей на нашу страну.

Все были рады освобождению от правления Франко, по существу установившего фашистский режим. Кстати, пока­зывая нам достопримечательности своей страны, испанцы не преминули свозить нас на место захоронения Франко - до­вольно далекое от испанской столицы. И хоть к самому гене­ралу они зачастую испытывали неприязнь, а то и ненависть, памятник на том месте никто не пытался разрушить. "Это ис­тория, - говорили они, - хорошая или плохая, но она такова, ее не перепишешь заново. А памятники - вехи истории".

Чем больше я узнавал Испанию, тем интереснее она мне казалась. Как и каждая страна, куда заносила меня судьба. В целом прием здесь был теплый и неожиданно дружествен­ный. Нас то и дело приглашали в гости. Особенно испанцы, возвратившиеся из СССР. Очень уж им хотелось провести зас­толье, посидеть вместе с нами основательно, по-советски, вспоминая прожитые в Союзе годы.

В 1982 году Ассоциация университетов мира, объединяю­щая свыше 800 университетов из десятков стран, пригласила в Мюнхен группу ректоров из Советского Союза. В эту груп­пу включили и меня, ректора КГУ, и Омурбека Джолдаспекова, ректора КазГУ, с которым до этого мы ездили в Испанию. Были в советской делегации, конечно, и работники КГБ, и представитель Министерства высшего и среднего специаль­ного образования СССР... В общем, все, кому полагалось присматривать за нашим братом-ректором.

Открытие конференции планировалось на десять часов ут­ра, и открывать ее должен был премьер-министр Земли Бава­рии, претендующий в ту пору на высшую власть в Германии. Когда он не появился ровно в десять, устроители конферен­ции стали слегка нервничать.

Но, с надеждой поглядывая то на часы, то на дверь, реши­ли немного подождать. Прошло еще минут пятнадцать-двадцать. Нас попросили рассаживаться по местам и объявили, что будут начинать без него, баварского премьера. На лицах устроителей читалось недоумение. Видимо для них это было беспрецедентным случаем.

И тут глава Баварской Земли, запыхавшийся, красный, тороп­ливо вошел в зал. Извинившись за опоздание, он сказал, что ви­ной тому непредвиденное обстоятельство. Его машина, едущая по трассе в общем потоке, попала в пробку. Выбраться из нее, несмотря на все попытки водителя-виртуоза, долго не удавалось.

Услышав это, мы с Омурбеком переглянулись. У нас бы задолго до проезда такой персоны дорогу полностью бы рас­чистили от другого транспорта и перекрыли, чтобы она была полностью свободна для проезда начальства. Какие могут быть пробки, если по сверхважным государственным делам мчится автомобиль с крупным начальством?

Надо сказать, что нынче в Кыргызстане такого рода на­чальников развелось еще больше прежнего. Центральные трассы то и дело перекрываются, пока по ним на огромной скорости в сопровождении кавалькады машин, в том числе и с мигалками, не промчится какой-нибудь высокий чин. Для немцев, пунктуальных независимо от ранга, это кажется неп­риемлемым.

На Мюнхенской конференции обсуждались проблемы постановки учебного процесса, методика воспитательной ра­боты, своим опытом в этом направлении делились многие ректоры университетов мира. Я выступил с рассказом о под­готовке Киргосуниверситетом научно-педагогических кадров для Киргизии и соседних республик.

После выступления меня забросали вопросами. Все-таки Советский Союз был страной, о делах которой за рубежом зна­ли довольно-таки мало, а уж о том, что делается в ее частице, Киргизии, вообще почти никто не имел представления. Для многих наши успехи в области образования, о чем я поведал безо всяких прикрас, стали открытием, полной неожиданностью. Особую заинтересованность к организации у нас учебной и научной деятельности проявили руководители вузов Японии. И это характерно: все ценное, рожденное за рубежом, японцы легко переносят на свою почву, лишь чуточку видоиз­меняя в соответствии с национальными особенностями.

В свою очередь, нам показалось привлекательным то, что во многих странах мира вся научно-исследовательская рабо­та отдана в ведение университетов, а это позволяет сами исследования ставить в учебный процесс.

Программа конференции предусматривала и показ нам не­мецких университетов. Один из них, Мюнхенский гуманитар­ный университет, где как раз проходила наша конференция, поражал нас монументальностью строений и необычным рас­положением своих подразделений. Его крупные факультеты находились разрозненно, причем не поблизости друг от дру­га, а в отдалении, каждый в своем пригородном районе.

Эти пригороды, отведенные для того или иного факульте­та, были превращены в красивые студенческие городки, в ко­торых окрестное население работало своеобразным обслужи­вающим персоналом. Все здесь подчинялось главному - соз­данию необходимых условий для успешной учебы студентов. Этому служили и учебные корпуса, и общежития, и гостини­цы - для тех, кто не хочет жить в общежитиях, и маленькие ресторанчики, где можно было развлечься. Причем, такие студенческие городки, естественно врастая в пригороды, приобретали характерные черты той провинции, в которой они располагались.

Помню поездку на Медицинский факультет. Десятиэтаж­ный учебный корпус занимал большую территорию. Нам показали кабинеты, аудитории, лекционные залы в виде амфитеатров, способные вместить 500-600 студентов. Любопыт­ная деталь: в этих залах были встроены во всех столах ма­ленькие кондиционеры, и каждый студент, слушая лекции, мог регулировать себе воздух по вкусу - теплее или холоднее.

Посмотрели мы и клиники, расположенные в том же зда­нии. Все было настолько комфортно, чисто и аккуратно, что даже больные в белых одеждах выглядели так, словно отды­хающие на первоклассных курортах. Зашли мы и в столовую. В огромном зале одновременно могли поесть человек пять­сот. Обслуживание занимало не более тридцати минут. Пред­ложили и нам попробовать, чем кормят больных и студентов. По-моему, очень даже неплохо.

А еще нам устроили экскурсию на физический факультет Мюнхенского технического университета. Он тоже находит­ся в пригороде, и площадь, которую он занимает, тоже вели­ка. Там есть все - прекрасные залы, оснащенные современ­ным техническим оборудованием лаборатории, созданы ве­ликолепные возможности для занятий спортом. На факульте­те сильны традиции. Одна из них - проводить праздничные мероприятия, посвященные именитым людям. Мероприятия, которые они проводили во время нашего пребывания, были посвящены жизни и деятельности Карла Маркса. Студенты оформили стенд с его фотографиями, а также выписками из биографии великого мыслителя и цитатами из его трудов. Прошло даже торжественное заседание в его честь.

Откровенно говоря, мы не ожидали всего этого. Все-таки немцы долго жили при фашистском режиме, когда за любое упоминание о Карле Марксе жестоко карали, да и социально-политический строй они предпочитают вовсе не тот, за кото­рый впоследствии ратовали марксисты. И вот, смотри-ка, помнят и чтут Карла Маркса. Для нас, признаться, это было приятно. Ведь действительно: величие такой личности приз­нается не по совпадению ее мировоззрения с твоим, а по объ­ективным категориям - мощи таланта и величию духа.

Нам тоже надо было бы вот так относиться к тем из выда­ющихся людей, кто остался в близком или далеком прошлом, независимо от наших, зачастую конъюнктурных, симпатий и антипатий.

Казалось бы, там, на Физическом факультете, мы были просто гости, отнюдь не высокопоставленные, и, в общем-то, чужие, но все для нас было открыто, мы заходили, куда хоте­ли, и от нас ничего не скрывали. А когда я приезжал в наши, советские, университеты Москвы, Ленинграда, Киева, то часть лабораторий была, якобы, закрыта, а в какую-то часть нас вовсе не пускали, туманно ссылаясь на ведущиеся в них секретные разработки.

Вся программа была по-немецки точно рассчитана. После деловых визитов мы попали на знаменитый Баварский пиво­варенный завод, который действует аж с XVI века. Это первый большой пивоваренный завод в Германии. Войдя в зал, где варят знаменитое баварское пиво, мы были поражены ве­личиной чанов - метров по двадцать в диаметре! Два из них деревянные, как и пять столетий назад. Дерево придает пиву особый вкус. А третий чан стал уже портиться, и его замени­ли на металлический. Нам дали возможность попробовать пи­во из деревянного и металлического чанов. Разница едва уло­вима и скорее психологического свойства.

В Мюнхене мы с Омурбеком Джолдаспековым случайно узнали, что на радио "Свобода" работают также и наши зем­ляки - из Киргизии и Казахстана. Мы полагали, что они, имея сведения о конференции, о составе ее участников, найдут нас, захотят поговорить. Но они этого не сделали. Быть может, бо­ялись нам навредить. Ведь эта радиостанция считалась в Со­юзе враждебной, и ее голоса активно глушились на террито­рии всей нашей страны. Хотя многие мои знакомые, работав­шие допоздна, по ночам иногда ловили эту станцию, сквозь хрипы и стоны глушителей слушали информацию, а потом, подмигивая, шепотом сообщали, что "имели контакт с вра­жескими голосами".

Этот 1982 год памятен еще мне поездкой в Кампучию. Там проходил Международный форум по проблемам войны и ми­ра в Юго-Восточной Азии. В те годы я возглавлял на общест­венных началах республиканский Комитет защиты мира, и меня включили в состав делегации Советского комитета за­щиты мира, назначив ее руководителем.

В Кампучии только что закончилась гражданская война, которая освободила страну от жесточайшей тирании Пол По­та. И наша делегация, помимо участия в форуме, преследова­ла цель выяснить возможности по вовлечению Кампучии в орбиту интересов Советского Союза. Впрочем, такого рода задачи ставились тогда перед многими делегациями.

На самом форуме я выступил с докладом о миротворчес­кой деятельности СССР. Ведь наше государство действитель­но имело тогда большой авторитет в вопросах защиты мира. Влияние Союза на расклад политических сил во многих стра­нах мира было велико. Даже война в Афганистане мало под­портила его имидж. Советские солдаты воевали против моджахедов на стороне правительственных сил и по их просьбе. А это, простите, совсем не то, что американская агрессия про­тив всего Вьетнама.

Наша давняя дружба с Вьетнамом являлась для нас своеоб­разной визитной карточкой в Кампучии, которая с уважением относилась к своему более сильному и развитому соседу. Уз­нав, что мы из Советского Союза, кампучийцы выражали нам особую симпатию - жестами, улыбками, а то и словами через переводчика.

После форума нас возили в места захоронения расстрелян­ных Пол Потом людей. Рассказывали, что там вырывались ог­ромные ямы, целые котлованы, куда сбрасывали сотни, тыся­чи трупов тех, кого уничтожал Пол Пот, получивший в наро­де прозвище Людоеда. Памятник жертвам режима сооружен из великого множества черепов, которые были извлечены из этих ям, и отдаленно напоминает знаменитую картину Вере­щагина "Апофеоз войны".

Довелось мне побывать тогда же и в Южной Корее. Эта страна, сделав мощный экономический рывок, совершила чу­до. Сегодня она выпускает валовой продукции, пожалуй, не меньше, чем Россия. А в экспорте, не считая сырья, превосхо­дит ее. Хотя сравнительно недавно, несколько десятилетий назад, она была довольно-таки захудалым государством, с низким уровнем жизни.

В то время, когда я находился в Сеуле, преподобный Мун устраивал необычное торжество - на стадионе одновременно проводилось бракосочетание двадцати тысяч пар! Какое кра­сивое, захватывающее зрелище! Для молодоженов, для тех, кто присутствовал на торжестве, это был незабываемый праздник.

Преподобный Мун, который сказочно богат, проводит та­кого рода праздники чуть ли не каждый год. Сверхбогачи по-разному распоряжаются своими капиталами. У Муна идея -крепкая семья спасет мир. И он как бы выстраивает цепочку: счастливый человек, счастливая семья, счастливое человече­ство. И на осуществление этой идеи не жалеет средств. Сколь­ко людей съехалось в тот раз по его приглашению! Все расхо­ды он, как и всегда, взял на себя. Только, мне говорили, япон­цы приехали за свой счет. Для них, дескать, было унижением брать в другой стране деньги на свой проезд.

И вот совсем уже недавно, осенью 2002 года, я вновь ока­зался в Южной Корее. Только теперь уже не в Сеуле, а в Бусане, где проводились XIV Азиатские игры. Сам город, населе­ние которого перевалило за пять миллионов человек, располо­жился в долинной части всхолмленной местности. Он вытя­нулся на расстояние, как, примерно, от Бишкека до Токмака. Соревнования проводились по сорока видам спорта. И для каждого вида там был сооружен специальный дворец, в кото­ром шли соревнования только по определенному виду спорта - боксу, гимнастике, тяжелой атлетике, борьбе...

Я побывал на соревнованиях в двадцати дворцах. Должен сказать, что у нас ни одного подобного нет и, пожалуй, долго не будет. А дороги выше всяких похвал. Мне много приходилось ездить, чтобы посмотреть те или состязания, но благодаря прекрасным дорогам, это вовсе не утомительно. Проезжаешь десятки километров, и на всем протяжении трассы -цветы, цветы... Куда ни глянешь - они повсюду. И вокруг зданий, и обрамляют скульптуры. Даже надписи, приветствия участникам игр выполнены цветами.

Наши спортсмены на этот раз порадовали. Впервые за всю историю Азиатских игр у нас появились золотые медали. В прыжках в высоту первое место завоевала Татьяна Ефименко, а в беге на 1500 метров победительницей стала Татьяна Борисова. На счету нашей команды немало серебряных и бронзовых наград. Это, конечно, радовало. Но вместе с тем приходилось слышать, что некоторые спортсмены проигрывали только |из-за недостатка средств на подготовку по полной программе. И тут сказывалась бедность Кыргызстана. "Будь у нас уровень жизни такой, как здесь, в Корее, - говорили тренеры, - наши результаты были бы гораздо выше". Что ж, наверное, они правы.

Но высокий уровень жизни сам собой не приходит. Корейцы умеют и любят трудиться. Посмотришь их рисовые поля - загляденье, посмотришь их машины, компьютерную технику - вот это класс! По запасам природных ресурсов на душу населения они, пожалуй, уступают нам, зато по орга­низации жизни, по способности работать качественно и эф­фективно нам до них очень и очень далеко. И еще я обратил внимание: в рабочее время улицы совершенно пусты. Прохо­жие встречаются чрезвычайно редко. Наверное, истинный пат­риотизм в том, чтобы поднять свою страну до уровня самых развитых государств. И тут без культа труда, без того, чтобы для каждого он стал потребностью, а не одной лишь обязан­ностью, никак не обойтись.

П

В

Поначалу размах наших планов был огромен. Мы исходи­ли из полного взаимодействия экономик всех регионов Сою­за. К тому же в августе 1986 года ЦК КПСС и Совет Минист­ров СССР приняли постановление о переброске части стока северных и сибирских рек страны в наши южные районы, где с водой всегда было туго. Соответственно и долгосрочная комплексная программа, над которой мы трудились, состав­лялась с учетом укладывающейся в то время у нас водохозяй­ственной и демографической обстановки, совершенствова­ния структуры всего агропромышленного производства.

Программа предполагала, что будет целиком и полностью задействовано планово-организационное управление хозяй­ством Среднеазиатского экономического региона. Здесь, считали мы, следует проводить отладку экономических взаимо­отношений на паритетных принципах, а не так: кто, мол, крупнее, тот и прав. Важнейшей проблемой будущего развития становилось обеспечение более рационального использо­вания трудовых и природных ресурсов.

Хоть сейчас и принято говорить, будто бы в советское вре­мя вообще не уделяли внимания экологии, а потому, дескать, суверенным государствам экологические проблемы доста­лись в наследство, эти упреки, думается, вряд ли справедли­вы. Во всех наших программах вопросы экологического равновесия были одними из главных. Ими в то время занимались постоянно, а не как нынче: стал валиться потолок, тогда лишь вспоминают, что пора чинить крышу.

Еще до суверенизации республик мы стремились повы­сить роль нашего региона в общесоюзном разделении труда и тем самым стать менее зависимыми в своих экономических действиях от центрального руководства.

На тот момент республики Средней Азии и Казахстана вы­делялись производством хлопка, натурального шелка, караку­ля, тонкорунной шерсти, овощей, бахчевых культур и фрук­тов, а также значительными ресурсами гидроэнергетики и запасами полезных ископаемых, прежде всего, золота, цвет­ных металлов, сурьмы, ртути, природного газа, угля, нефти. Но вместе с тем водные ресурсы региона были ограничены. И поворот части стока северных и сибирских рек в нашу сторону, если бы его удалось осуществить, благоприятнейшим образом отразился бы на экономическом положении республик Средней Азии и Казахстана. Но после распада Союза все остались только, как говорится, при своих инте­ресах, с тем, что имели.

Как известно, долинная часть занимает в этом регионе все­го лишь около пяти процентов его территории. Здесь распола­гается зона орошаемого земледелия и хлопководства. На зону гор и пустынь приходится девять десятых территории. Основ­ные богатства этих районов таятся в их недрах - полезные ис­копаемые, месторождения газа, нефти, угля, горно-техничес­кое и горно-химическое сырье... Многие из крупных полез­ных ископаемых, месторождений размещаются очень близко к поверхности земли, что позволяет значительно сократить расходы на их освоение. Кроме того, в этой зоне находятся и пастбища для десятков тысяч каракульских, тонкорунных и полутонкорунных овец.

В горах берут разбег могучие реки, отдающие свою энер­гию гидроэлектростанциям среднеазиатских республик, а за­тем питающие влагой их поля.

Наиболее важной нам все-таки представлялась здесь демо­графическая проблема. Мы подсчитали, что население регио­на за предстоящие четверть века увеличится до 60 миллионов человек. А, значит, заранее следовало побеспокоиться о соз­дании дополнительных рабочих мест, социально-культурных фондов, о транспортных средствах, о расширении строитель­ства жилья и всей остальной инфраструктуры. Получается, что сегодняшнюю безработицу мы предвидели уже тогда и тогда же предлагали меры по ее предотвращению. Как пред­видели и растущий дефицит поливной воды, из-за чего на уровне центральной власти планировался переброс сюда во­ды северных и сибирских рек.

Мы изучали и проблему спасения дельты Амударьи и все­го Приаралья от поглощения их пустыней, которая уже в то время стремительно надвигалась вследствие значительного снижения уровня Аральского моря. Давали мы также свои на­учные рекомендации в связи с наметившимся в восьмидеся­тые годы процессом обмеления озера Иссык-Куль. Я уже рассказывал, что наши предложения включали переброску части стока реки Сары-Джаз для обеспечения водой аграрного сек­тора Прииссыккулья и пополнения самого озера. Слава Богу, процесс обмеления остановился сам собой. В нынешних ус­ловиях республике было бы не под силу справиться самой с решением столь масштабной и сложной во всех отношениях задачи.

Та же водная проблема, только другой стороной, очень серьезно обозначилась в Туркмении, в зоне Каракумского ка­нала, где большие площади пустыни оказались заболоченны­ми. Проектом намечалось довести Каракумский канал до до­лины Дохистано-Мессарианского плато, прилегающего к Каспийскому морю. Однако практика показала сомнитель­ность такого проекта. На наш взгляд, во избежание заболачи­вания пустынь в зоне канала, а также для экономии воды це­лесообразно осуществлять его дальнейшее строительство в направлении Каспия только по закрытому водопроводу. Свои соображения, подкрепленные расчетами, мы направили в со­ответствующие организации. Как ими распорядиться, это те­перь уже дело руководства суверенной и далеко не бедной Туркмении.

Немало мы ломали головы и над рациональным размеще­нием объектов промышленности. В Среднюю Азию завози­лось грузов вдвое больше, чем вывозилось. Особенно много сюда поставлялось промышленной продукции. Той самой, ко­торую мы с успехом могли бы производить на месте, получая для этого лишь некоторые виды сырья.

Нами предлагалось создать в регионе свои предприятия по массовому производству бытовых приборов - от пылесосов до стиральных машин или разместить соответствующие зака­зы на действующих заводах, значительно увеличить мощнос­ти фабрик и комбинатов, занимающихся выпуском хлопчато­бумажных тканей, изготовлением трикотажных изделий, пе­реработкой овощей и фруктов, освоить производство хими­ческих товаров и минеральных удобрений.

Надо сказать, что немало наших предложений, касающих­ся промышленной сферы, в той или иной степени были реа­лизованы. Не развались так быстро Союз, мы имели бы наверняка более эффективно работающую промышленность, ориентированную, в основном, на потребности внутреннего рынка. И так долго не пребывали бы в кризисе.

В сельском хозяйстве региона представлялось необходи­мым расширить возможности таких отраслей, как шелковод­ство и садово-виноградное хозяйство. В шелководстве мы считали перспективным создание обобществленных выкормочных помещений с механизацией ряда процессов, выведе­ние более продуктивных пород шелковичного червя, увеличе­ние площадей для посадки шелковицы - главным образом, вдоль ирригационной сети и дорог. А что касается садово-виноградного хозяйства, включая субтропические и орехово-плодовые насаждения, то здесь предстояло изучить и разработать комплекс мер по выращиванию этих культур на богар­ных землях предгорной зоны, а также вплотную заняться об­лагораживанием дикорастущих пород.

И, конечно, важнейшей отраслью аграрного сектора, на ко­торую в те годы возлагалось много надежд и которая требова­ла к себе особого внимания ученых, являлось овцеводство. Как, каким образом добиться повышения его продуктивнос­ти? В нашей программе содержались конкретные разработки по коренному улучшению кормовой базы овцеводства, строи­тельству поселков для чабанов на отгонных пастбищах, по переводу отрасли на хозрасчет. Мы считали, что необходимо строго сбалансированное количество овец, дающих как тон­кую и полутонкую шерсть, каракулевые шкурки, так и мяс­ные продукты, кожу для производства дубленок и обуви.

Вопрос, который тоже казался для нас немаловажным: как рационально использовать отходы, неминуемо получаемые почти во всех отраслях сельского хозяйства? И тут нами был разработан целый пакет предложений. К примеру, использова­ние отходов мясокомбинатов, шелководства наиболее целесо­образно было бы на зверофермах, специально созданных для разведения ценных пушных зверей - песца и чернобурой лиси­цы.

Наша республика является одной из наиболее обеспечен­ных топливно-энергетическими ресурсами республик Сред­ней Азии. У нас сосредоточено 75% прогнозных и 45% балансовых запасов углей и около 40% гидроэнергетических ре­сурсов этого региона. Уровень же использования их крайне низок. Лучше всего дела в этом плане обстоят в гидроэнерге­тике, но и здесь освоено лишь 8,5% имеющихся ресурсов. Все это свидетельствует о больших потенциальных возможностях Кыргызстана.

Разработанная нами энергетическая программа включала и энергосберегающую политику, технический прогресс в отрас­лях топливно-энергетического комплекса, и ускоренное раз­витие угольной промышленности за счет увеличения добычи угля открытым способом, а нефтегазовой - за счет повыше­ния отдачи пластов. Предполагалось также наращивать мощ­ности гидроэнергетики на больших и малых реках республи­ки, а также шире использовать нетрадиционные источники энергии.

К двухтысячному году программой предусматривалось комплексное освоение бассейна реки Нарын - строительство Нижне-и Средне-Нарынского каскадов ГЭС, для чего необходимо было укреплять строительную базу Минэнерго СССР в Кара-Куле и Шамалды-Сае.

Успешная реализация наших планов позволила бы к кон­цу минувшего столетия увеличить производство электроэ­нергии в два с половиной раза.

Такими, если очень вкратце, были наши научные рекомен­дации. И частично они начали осуществляться в реальности. Но потом грянула Беловежская пуща. Советская эпоха, воп­лощенная в СССР, треснула, как трескается спелый арбуз, ко­торого коснулось лезвие ножа.

Еще раньше мы говорили, что Киргизия тысячами нитей связана со всеми союзными республиками. И это были не просто красивые слова. Когда Союза не стало, кыргызстанцы остро ощутили, насколько единым организмом была его эко­номика. Вместе с политической эйфорией суверенитет при­нес такую массу экономических проблем, которую трудно было себе представить.

Многие виды продукции, необходимые для развития сво­его народного хозяйства, Киргизия получала из других союз­ных республик. Скажем, прокат черных металлов шел к нам из РСФСР, Украины, Казахстана, Узбекистана и Грузии. Раз­личное технологическое оборудование поступало из РСФСР, Украины, Белоруссии, Армении, Латвии, Литвы... В свою очередь, Киргизия отправляла в РСФСР автосамосвалы, пресс-подборщики и металлорежущие станки, на Украину - насосы, инструмент, приборы, в Белоруссию - электродвигатели, вертикально-сверлильные станки, запасные части к ав­томашинам. Перечень взаимных поставок велик. У каждого конкретного предприятия были свои установившиеся связи. Так, столичный приборостроительный завод поставлял свои изделия во все союзные республики, а сырье, материалы, комплектующие изделия это предприятие получало от 450 за­водов Союза.

После развала Союза и суверенизации, когда экономичес­кие связи были порваны, все пошло вкривь и вкось. И не толь­ко в промышленности республики, которой был нанесен непоправимый урон: из сотен предприятий на плаву остались единицы. Хаос охватил и сельское хозяйство. Из одиннадца­ти миллионов голов овец и коз за короткий период осталось чуть больше четверти.

Бывая в сельской местности, я с грустью вижу брошенные за ненадобностью кошары, сложенные в советское время добротно, из жженого кирпича. Крыш, как правило, уже дав­но нет, шифер и стропила куда-то исчезли, стены полностью или наполовину разобраны.

Если те же Россия, Украина, Белоруссия еще как-то могут существовать самостоятельно, то такие республики, как Кыр­гызстан, заплатили за свою независимость низким уровнем жизни. Конечно, мы ищем пути своего развития. Но далеко не всегда эффективно. Вместо того, чтобы взять все лучшее, что было в советской системе, что объединяло людей, превыше всего ставивших нравственные ценности и общие интересы, что позволяло Союзу быть одной из ведущих держав мира, вместо этого у нас провозглашаются в качестве образца то одна, то другая, то третья зарубежная модель.

Рядом наш великий сосед, Китай. Там не стали ломать от­лаженную десятилетиями систему, а сумели органично сое­динить ее с рыночными отношениями и обществом относительно открытого типа. Темпы экономического роста, на ко­торые вышел Китай, превосходят темпы роста многих разви­тых стран.

У нас была другая ситуация. Но отказ от положительного опыта, наработанного предыдущими поколениями, в любом случае не приносит желаемых результатов. Надо уметь беречь не только то прошлое, что было века назад, но и то, что было совсем недавно.

Белоруссия, по уровню жизни обогнавшая сегодня другие республики СНГ, первой заявила о своем желании более тес­ного объединения с Россией. Думается, со временем руково­дители и других республик поймут, что это наиболее верный путь. Процесс интеграции уже не раз доказывал свою неоспо­римую прогрессивность.

Только посуду всегда проще разбить, чем склеить. Тем бо­лее, что трещины все равно остаются. Нынче у наших респуб­лик появились собственные цели. Между республиками, которые именуются теперь странами, возникли противоречия. И все-таки вариант объединения, пусть на новой основе, мне кажется самым предпочтительным. Возможно, связи при этом будут не столь тесными и многосторонними, как в СССР, но должны быть, на мой взгляд, гораздо прочней и взаимовы­годней, чем на нынешнем этапе в СНГ.

Думая о развитии республики, нельзя не думать о возрож­дении, укреплении науки. Одно без другого немыслимо, как яхта без паруса. Герберт Спенсер назвал науку предвидением. И он прав. Но для этого наука должна иметь соответствующее положение в обществе. "Мы как карлики на плечах гигантов, и потому можем видеть больше и дальше, чем они", - утверж­дал Исаак Ньютон. Если же наука брошена, по существу, на самовыживание, разве в состоянии она выполнять роль вперед смотрящей? Нам необходима, прежде всего, государственная стратегия развития республиканской науки. Иначе у нас не бу­дет резерва. Вложение средств в науку - самое перспективное дело. Впрочем, те из наших руководителей, чьи устремления ограничиваются сегодняшним днем, не понимают этого. Дай Бог, чтобы поняли раньше, чем будет поздно.

В небольшой по территории и численности населения рес­публике было бы уместным сближение академической, вузо­вской и отраслевой науки, их постепенное объединение. Для этого надо, пожалуй, создать методологический научно-орга­низационный центр или же просто реорганизовать Академию наук. Тогда станет более возможным не насильственный, а ор­ганичный переход к рыночным отношениям в этой сфере, и наука, не теряя своего предназначения, сможет хотя бы час­тично окупать себя.

Жаль, уходят в былое межрегиональные исследования с научными учреждениями других стран. Я имею в виду не столько дальнее зарубежье, сколько наших соседей - республики Средней Азии, Казахстан и, конечно же, Россию.

Такого рода научные разработки проводились особенно плодотворно, когда Академию наук возглавлял Ильгиз Торекулович Айтматов. Он сам крупный ученый, академик, док­тор технических наук.

Вообще с семьей Айтматовых я знаком очень давно. До войны встречался с родителями Ильгиза и Чингиза. Их отец и мой зять в тридцатые годы были в руководстве республики, оба незаслуженно, подверглись репрессиям и впоследствии были реабилитированы. Моя старшая сестра Акима дружила с их мамой. Я и потом тоже видел их маму, когда Ильгиз приглашал меня в гости.

Так получилось, что с самим Чингизом Айтматовым я поз­накомился позднее. Но еще до того, как раскрылся его могу­чий писательский талант. Помнится, когда я прочитал его первые небольшие рассказы "Газетчик Дзюйдо" и "Ашым", то, откровенно говоря, удивился: человек окончил сельскохо­зяйственный институт, а как здорово пишет! С удовольствием я читал в газетах и его статьи. Какое-то время Чингиз работал собственным корреспондентом газеты "Правда", которая бы­ла главным печатным органом Союза, и публиковал на ее страницах свою блестящую публицистику на злободневные темы. Но окончательно он покорил меня, как и многих других читателей, своей повестью "Джамиля". Вышла эта повесть в конце пятидесятых в журнале "Новый мир", и книжка журна­ла, сразу ставшая редкостью, долго ходила среди наших дру­зей.

Правда, особо тесных контактов у меня с Чингизом не бы­ло. А вот с его младшим братом, Ильгизом, отношения скла­дывались гораздо ближе. Мы с ним и учились почти что вместе, только я в аспирантуре, а он еще в вузе. Потом нас объединяла Академия наук. Он директор одного института, я - другого, но общих проблем уйма. Его жена, Розалия, тоже известный ученый. Мы и семьями собирались, всегда было, о чем поговорить.

Однажды Ильгиз, будучи у руля Академии наук, предло­жил мне сделать доклад на ее годичном собрании. В докладе я рассказал и о наших наработках по экономическому развитию республики. Интересно, что многое из этого нашло по­том свое отражение в выступлениях Президента Акаева.

Вообще же наше руководство иногда столь разноречиво характеризует природные ресурсы республики, что она напо­минает невесту, которую показывают с разных сторон в зави­симости от того, для чего этот показ производится. Если на­до подчеркнуть нашу самостоятельность, нашу значимость по всем статьям, то перечисляются сплошные достоинства: энергоресурсы одного только Нарына почти равны Волге, по запасам золота, например, разрабатываемое месторождение Кумтор занимает седьмое место в мире, а по запасам редкозе­мельных элементов, ртути, олова, сурьмы, по некоторым ви­дам благородных и редких металлов, минеральных вод и ле­чебных грязей у нас одно из ведущих мест в СНГ. Если же на­до опять просить кредиты, залезать в долги, то наша респуб­лика сразу становится бедной, обделенной природой по всем позициям. И об этом говорится довольно часто.

Я понимаю: такова политика. Но плохо, что манера пенять на, якобы, бедную природу нашего края, на то, что нынешне­му поколению досталось будто бы разваленное при советской власти сельское хозяйство и промышленное произво­дство, эта манера легко приживается в обществе. И порождает иждивенческие настроения, а то и озлоб­ленность.

А я не хочу, чтобы это! искаженное представление, об истинном порядке ве­щей коснулось моих вну­ков. Я не понимаю, как можно быть бедным, живя в крае со столь богатой природой! А что тогда говорить жителям Прибалти­ки, не получающим от при­роды и половины того, что мы получаем? Но они работают и добиваются вы­сокого уровня жизни.

Просто многие у нас обнищали духом. Поэтому не видят да­рованного природой богатства, той красоты, рядом с которой живут. Да и вообще, пора нам хорошенько усвоить истину, что экономика есть искусство удовлетворять безграничные потреб­ности при помощи ограниченных ресурсов. А не наоборот.