О ПРИЧИНАХ ВОЙНЫ В КАБАРДЕ

Выше мы уже говорили о новом детище кабардинских историков – гипотезе, утверждающей, что между Московией и Кабардой был заключен некий «военно-политический союз». Никаких подтверждений сего многозначительного предположения нам найти не удалось. Но, может быть, союз был заключен позже, в царствование Петра I, который проникся к кабардинцам уважением за их «великую победу над татарами» (что ни разу не удалось ему самому)? Но вот что он пишет в своей грамоте всем кабардинским князьям и народу, в 1711 году: «…ежели будете у нас в подданстве, то не токмо с вас никаких податей требовать не будем, но и погодное вам жалованье давать определим, как то получает от нас подданной наш Аюка-хан и как прежде сего бывали у предков наших в подданстве и получали у них жалованье; и укажем вам вспомогать ему, Аюке-хану, с калмыки и донским и яицким и гребенским казаком» (КРО, т. 2, с 3).

За что же такие милости? В грамоте кабардинцам ставится четкое условие: «Только желаем, дабы вы показали к нам ныне свою службу и верность против салтана турского и хана крымского» (КРО, т. 2, с. 3). Иными словами, царь (как и его предшественники) видел в кабардинцах наемников, которые получали за свою службу России в ее борьбе с Крымом жалованье; но и жалованье, и привилегии надо отрабатывать.

И так длилось на протяжении более двух веков, со времен Ивана Грозного до эпохи Екатерины Второй. Указанный сборник материалов (КРО) полон обращений некоторых кабардинских князей к русскому правительству с просьбами о помощи – войсками, продовольствием, деньгами, оружием и т. д., для успешного противостояния крымцам, кумыкам, чеченцам. И помощь предоставлялась, при малейшей возможности. Другие владетели обращались с теми же просьбами к начальникам турецких гарнизонов в Сухуме и Анапе, с уверениями, что это необходимо для противостояния русским.

Союзника нельзя использовать по своему усмотрению и им нельзя распоряжаться. Но наемниками, каковыми являлись кабардинские князья и дворяне – можно, причем не только против крымцев, но и против любых врагов. Из письма шести кабардинских князей царю Петру (1720): «… некоторые народы, имянуемые чеченцы, которые суть вам, государю, неприятели, и мы соединясь з донскими казаками наступя на них разорили, и многих побили. Жен и детей их взяли в полон, а пожитки их и богаж побрали донские казаки, а сколько взяли полону и оные и доднесь у нас содерживаются» (КРО, с. 24).

Находясь в самом центре Северного Кавказа, и попав, притом с самого начала своей истории, как между двумя жерновами, в сферу влияния двух могучих сил (Крыма и Московии-России), Кабарда оказалась в сложнейшей ситуации. С одной стороны, каждый противник старался использовать многочисленное кабардинское дворянство в своих целях, для чего щедро одаривал его деньгами, продуктами и оружием, что вело к усилению к усилению к усилению правящего класса Кабарды, обеспечивая ему безбедное существование.

К тому же владетели других народов, расположенных восточнее, если бы они вздумали обращаться за помощью, скажем, к турецкому паше, сидящему в Анапе, неизбежно должны были проезжать к нему через Кабарду. Усиление влияния кабардинских князей, в свою очередь, приводило к повышенному вниманию к ним со стороны великих держав, что еще больше увеличивало размеры помощи. Поэтому первую половину 18-го века можно считать золотым веком кабардинского дворянства; с помощью России оно вполне обезопасило себя от крымских и ногайских набегов, поселившись на предоставленной ею территории, не отказываясь, в то же время, от торговых и политических связей с турками, но одновременно не находясь и ни в чьей власти. С другой стороны, кабардинским феодалам нужно было держать ухо востро, чтобы угадывать, кто одолевает в данный период и сразу же присоединяться к победителю.

Так случилось, например, после поражения русских войск на реке Прут (в 1711 году), когда чаша весов, как казалось, склонилась в сторону Турции и Крыма. Тогда же остальные адыгские князья начинают войну против Кабарды. Что же делает старший кабардинский князь (бей) Аслан Жанболатов (воспитатель ханского сына Салих-Герая) в такой непростой ситуации? Ксаверио Главани, французский консул в Крыму, пишет, в 1724 году: «Имея от царя только 10 т. руб. в год, под условием продолжения войны против татар, и не расчитывая напомощь войсками, бей вступил в сношения с ханом и получил от него прощение и обещание покровительства. Это произошло 24 декабря текущего года. Салих-Герай прибыл в Крым в сопровождении Жамболата-оглу (брата бея) и 20 знатнейших мурз. Они приняли присягу на верность хану и обязались дать ему 5001 чел. рабов и рабынь в вознаграждение за татар, убитых в продолжение войны» (АБКИЕА, с. 159).

Можно, конечно, осудить кабардинских князей за «двурушничество»; но, с исторической точки зрения, это будет легковесное решение; как гласит французская пословица, «Понять – значит принять». Эти владетели были не глупее или «хуже» наших современников – просто они жили в другое время, и в другой среде, разделяя все ее взгляды, убеждения и предрассудки и защищая ее интересы. Самое главной задачей для них было выжить, пусть и за счет страданий народа (уплачивая тяжелую дань людьми), сохраняя свой образ жизни и власть над поддаными, а кого признавать в качестве сюзерена, им было совершенно неважно.

Но, например, два кабардинских историка, Мальбахов и Дзамихов, то ли не зная этих фактов, то ли не желая их знать, продолжают гнуть свое, выдавая желаемое за действительное и вводя своих читателей в заблуждение: «… ничто не дает оснований говорить, что в те времена кабардинские князья являлись послушным орудием в руках царского правительства»; что имеется «много примеров проведения кабардинской аристократией собственного внешнеполитического курса, основной целью которого являлась оборона своих владений от внешней агрессии» (Мальбахов, Дзамихов, с. 230).

Именно орудием царского правительства и выглядят кабардинские князья, славшие в Москву, а затем и в Петербург донесения и просьбы о помощи войсками, деньгами, зерном и пр. Но эти же князья держали нос по ветру, и в любую минуту готовы были переметнуться на сторону Крыма, если это было выгодно, сулило какие-то перспективы.

Что касается «собственного внешнеполитического курса кабардинской аристократии», о котором говорят Мальбахов и Дзамихов, то это лишь застенчивое название тех метаний между Россией и Крымом, которые вынуждены были совершать князья, не более того. Характерно, что ни одного примера такой самостоятельности они не приводят; да и мудрено было кабардинским владетелям проводить самостоятельную политику, не имея государства.

Повторим: союзники, сидящие на жалованье - не союзники, а наемники. Эти князья, которых Мальбахов и Дзамихов видят в роли партнеров русских государей по «военно-политическому союзу», сами себя и своих предков, вопреки мнению наших ученых, продолжали рассматривать себя в другом качестве и позже (в письме к Елизавете Петровне, 1742 г.): «В. И. В., от несколько сот лет как прадеды, деды и отцы наши служили, так и мы служим; и ради такой нашей службы дабы мы, древния раби, высочайшею милостию в. и. в. оставлены не были и всегда б в милостивенйшей протекции содержаны были, а каким образом предки в. и. в. великие государи, дедов и отцов наших содержали чаятельно, что вашему величеству небезызвестно» (КРО, т. 2, с. 102). Комментарии излишни.

Но Россия целых два века тратила столько сил и средств не для того, чтобы обеспечивать вольготную жизнь кабардинских дворян. Империя (к тому времени) чувствует себя на Кавказе уверенно и потакать амбициям прежних наемников не собирается – императрице Екатерине, например, было хорошо известно, кому какая земля принадлежит искони, а кто занял ее относительно недавно, причем с разрешения русских же властей. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Кабардинскому дворянству, избалованному вниманием супер-держав, еще только предстояло понять это. С началом ослабления Османской империи в XVIII-ом веке натиск на юг становился все сильнее. Из-за кровавых междоусобиц настали тяжелые дни Ногайской Орды, ослабленной также столкновениями с калмыками, донскими казаками, Крымом и адыгейцами (ко всему этому добавилась еще и эпидемия чумы); окончательный разгром некогда могучего народа довершили войска А. В. Суворова. В конце XVIII-го века отрекся от престола в пользу России крымский хан Шахин-Гирей; Казань и Астрахань уже давно находились под ее властью. Это век Екатерины и время наивысшего могущества Российской империи, уже не особо нуждающейся в опоре на местных вассалов. Назревал конфликт давних «союзников», в причинах которого следует разобраться.

С установлением протектората России над Кавказом и началом строительства крепостных линий (здесь, в первую очередь, надо отметить значение Кизляра и Моздока), основанием казачьих поселений на Ставрополье, кабардинцы в середине XVIII-го века лишаются свободы действий и передвижений в довольно большом регионе, и постепенно начинается их вытеснение за реку Малка, в предгорья Балкарии. Ее население катасрофически уменьшилось дважды (в течении столетия) из-за страшных эпидемий чумы – в конце XVII века и в начале XIX-го. Карачаево-балкарцы их так и называют – Биринчи эмина «Первая чума» и Экинчи эмина «Вторая чума». Как известно, в средневековье было только одно спасение от мора – бежать из зараженного района; но карачаево-балкарцам, основная масса которых жила в горах, деваться было некуда. Вымирали целые деревни.

Кабардинская дворянская вольница, разумеется, чрезвычайно недовольная этими стеснениями, пытается противодействовать наступлению жесткого порядка, например, требуя срыть крепость Моздок (куда часто убегали крепостные крестьяне-кабардинцы), но всюду получает отказ, а в случае боевых действий - терпит поражение от регулярных войск. Этому способствовало и отсутствие государственности – каждый князь действовал по своему усмотрению. Так, по мнению многих кабардинских историков, уже в середине XVIII-го века началась русско-кавказская война (а не в начале 19-го, как считает академическая наука), длившаяся, таким образом целое столетие. Показательно, что на первых страницах своей книги Мальбахов и Дзамихов пишут следующее: «Со строительством в 1763 году на восточных рубежах Кабарды крепости Моздок фактически начинается планомерный захват кабардинских земель» (Мальбахов, Дзамихов, с. 22). Но историки не говорят о том, что Моздокское укрепление начало строиться по инициативе князя Кургоко Канчокина еще в 1720 году, и что земли, на которых стали жить кабардинцы, были предоставлены им русскими властями при Петре.

В своей грамоте от 1771 года Екатерина Вторая дает весьма внятный ответ на просьбу кабардинских князей уничтожить Моздокское укрепление: «Заведенное в Моздокском урочище селение мы, великая государыня, Наше Императорское Величество, никогда уничтожить не согласимся, для того, что оное положение свое имеет не на вашей кабардинской земле» (КРО, т. 2, с. 301). Отсутствием образованности и незнанием истории императрица не страдала, и, вне всякого сомнения, ей было хорошо известно, что исконные земли кабардинцев находятся гораздо далее на северо-западе, в нижнем Прикубанье.

В принципе, на Северном Кавказе нет ни одного народа, который не принял бы, в той или иной степени, участия в той жестокой и кровопролитной войне. Оно и понятно – при неразберихе и сумятице, царивших в умах и сердцах в результате действий двух великих держав (Османской и Российской империи), разноголосице мнений и столкновении влияний в таком разноплеменном регионе, иначе быть не могло. Иное дело, что каждый народ, в зависимости от обстоятельств, численности, географического положения и прочего, поступал, в конце концов, по-своему. Так, осетины присоединились к России в 1774 году, балкарцы – в 1827, карачаевцы – в 1828 г., оформив свое вступление в подданство империи соответствующими договорами.

По мнению большинства кабардинских историков, Русско-Кавказская война началась не в XIX веке, а гораздо раньше, во второй половине XVIII века, и началась она с покорения Кабарды. Это мнение, на наш взгляд, абсолютно верное, так как подтверждается документами, но, к сожалению, о причинах такого выбора направления первого удара эти историки не говорят. Выскажем ниже свое мнение.

Российские генералы, достаточно долго присматриваясь к положению дел на Кавказе, хорошо понимали, что следует выбрать самую слабую точку. Усмирение непокорных кабардинских князей и дворян позволяло царским генералам избежать войны по всему фронту от моря до моря, занять центр, а уже потом приступать к завованию северо-западных и северо-восточных областей региона. В середине XVIII века дело сложнялось еще и войнами с Турцей (на суше и на море), Крымским ханством и ногайцами.

На юго-востоке, в Чечне и Дагестане жило многочисленное и воинственное население, большей частью входившее в вольные общества; причем оно обитало в основном в труднодоступной горной местности; оно почти не было знакомо с русскими властями и мало зависело от торговли с Россией, за исключением наиболее феодализированной Кумыкии, чьи правители завязали отношения с Московией в одно время с Кабардой. Кроме того, и в Дагестане, и в Чечне позиции ислама были очень сильны, т. е. имелась определенная идеологическая база сопротивления. Немаловажно, что в случае войны население могло получать оружие через Азербайджан.

Эти же факторы действовали и на Северо-Западном Кавказе, у прикубанских ногайцев, но главное - многочисленных адыгейских племен, обитавших в основном в горах и могущих получать помощь от крымцев и турок, сидевших в Анапе и Сухум-кале, и непосредственно через Черное море. Мы уже говорили о том, что у западных адыгов князья и дворяне, потомки черкесов, пользовались почетом и уважением, но никаких особых привилегий не имели. Но это им нравиться не могло, они хотели добиться того же положения, что и их сородичи на востоке – князья и дворяне Кабарды.

И. Ф. Бларамберг говорит и о событии, которое оставило следи в фольклоре адыгов: «В 1795 или 1796 году натухайцы, шапсуги и абедзехи избавились от гнета своих князей и узденей и создали демократические органы власти. Князья этих трех народностей при поддержке кабардинских князей и племени хамышей предприняли попытку удушить эту революцию, но успеха не имели и отправили к императрице Екатерине посольство с просьбой оказать помощь против своих мятежных подданных». Послы вернулись с одной пушкой и сотней казаков для совместных действий против восставших. «Битва, которая состоялась вблизи от речки Афипс в местечке Бжиок, обернулась поражением для мятежников, но, даже потеряв шестьсот человек, шапсуги не смирились и остались свободными, так же как натухайцы и абедзехи, и таким образом власть князей была навсегда уничтожена» (АБКИЕА, с. 395).

Характерно, что именно в Чечне и в Адыгее пламя Русско-Кавказской войны разгорелось с наибольшей силой – там, где широким народным массам было что защищать – свободу и право самим распоряжаться своими землями и самим определять свою судьбу.

Иной характер война носила в Кабарде. Находившаяся в самом центре, да еще и на равнине, она и была самым слабым звеном на этом фронте, протянувшемся от моря до моря. Учитывалось при этом, что Кабарда не составляла единого целого, каждый князь действовал по своему усмотрению; кроме того, часть князей ориентировалась на Россию, часть – на Турцию. Населения в ней имелось также гораздо меньше, чем на флангах, не было в Кабарде и сильной идеологической базы. Получать помощь ей также было неоткуда. Что касается ближайших соседей – ингушей, осетин, карачаево-балкарцев – существенной поддержки они они оказать не могли, так как еще не успели оправиться от страшной эпидемии чумы (в самом конце 17 века), поразившей в основном горные области. Но самая главная причина слабости Кабарды, заключалась, несомненно, в неискоренимой ненависти народа к своим многочисленным властителям-аристократам, да еще и происходившим из другого племени. Тот, кто стремится подчинить других, должен быть готов подчиниться сам, если найдется более сильный, при условии сохранения его привилегий. Когда князья и дворяне, уже в конце 18 века, убедились в том, что Россия больше не намерена одаривать их, в обмен на необременительные услуги, тогда они и вступили в конфликт с русскими властями, терпя поражения и убегая на крымскую сторону.

Крестьянство Кабарды, как показывают документы, не только не желало поддерживать дворян в военных действиях, но, более того, отказывалось уходить с ними в Закубанье и массами бежало в Моздок, на русскую военную линию, прекрасно понимая, что ничего не выиграет от войны, если даже она закончилась бы уходом русских с Кавказа. Разумеется, все это, как и многое другое, было учтено и в полной мере использовалось русскими властями.

«Царизм больше всего боялся объединения горских народов, о чем еще в 1769 году говорилось: «… остерегаться больше всего объединения горцев и разжигать между ними огонь внутреннего несогласия». Дальнейшая аннексия кабардинских земель привела к тому, что в 1778 году кабардинские князья начинают военные действия с целью уничтожения военных укреплений – Марьинского, Павловского, Георгиевского и Ставропольского. На подъем народно-освободительной борьбы царизм отвечает карательными экспедициями и контрибуциями. Контрибуции были огромные, от них в первую очередь страдали трудящиеся массы. Например, генерал Якоби после отмеченных событий заставил кабардинцев выплатить 10 тысяч рублей деньгами и выдать 2 тысячи лошадей, 5 тысяч голов крупного рогатого скота и свыше 4,5 тысячи овец» (Мальбахов, Дзамихов, с. 22-23).

Спору нет, генерал Якоби был ничем не лучше Давлет-Гирея или Шабаз-Гирея, и «царизм» (стыдливое именование Российской империи) – Крымского ханства («лучше» они стали считаться во времена не столь отдаленные). Правители разных веков и стран начинают и заканчивают войны вовсе не из любви к народам. Иное дело, что историкам негоже приписывать современные формы патриотизма людям, которые жили в феодальную эпоху, когда и понятия такого не было. Каждый владетель действовал на свой страх и риск, сам определяя, что ему (но не подвластным крестьянам, народу) выгодно. Вот примеры, иллюстрирующий это положение. В 1786 году Командующий Кавказским корпусом, отвечая на пожелание кабардинских князей идти походом вместе с русскими войсками на усмирение закубанских адыгов, приказал учредить из них и их дворян конную милицию, при этом велел возвращать им беглых крестьян, а также пообещал выплату жалованья и наделение новыми участками земли (Бутков, с. 172).

Генерал и историк Р. А. Фадеев говорит о действиях этого подразделения в землях западных адыгов: «Работы и поиски двух отрядов продолжались весь январь. Тем временем летучий отряд, составленный преимущественно из кабардинской милиции, обыскивал горы в давно занятом районе, между Белой и Пшехой, и даже там нашел много селений, забившихся между недоступными крутизнами… Пока громили абадзехов, два отряда, адагумский и джубский, настойчиво продолжали действия против шапсугов» (Фадеев,с. 184).

Более того, позже, в 1822 году, кабардинцы-бабуковцы участвовали в рейде майора Тарановского, но уже в Кабарду, когда «…в районе Шалушки им удалось захватить 600 голов скота и уничтожить кабардинский пикет, застигнутый врасплох». При уничтожении и разграблении аула Карамурзина на Лабе генералом А. А. Вельяминовым участвовали и кабардинцы, под командованием князя Бековича-Черкасского. По этому поводу А. Х. Карданова пишет: «Черкесский народ предал проклятию род Бековичей-Черкасских (когда и где? – К., Г.), представитель которого пошел против собственного народа» (цит. по: Будаев, с. 150). Но есть немаловажное обстоятельство, незамеченное А.Х. Кардановой: кабардинские князья и дворяне смотрели на крестьян не как на своих соплеменников и соратников, а как на неистощимый источник доходов или просто как на добычу.

Это именно то, о чем мы говорили выше – попытка приписать людям далекого прошлого (князьям и дворянам) современные понятия о нации, любви к народу, защите родины и пр., а потом судить их за несоответствие им. Ситуация была сложнейшей, можно было лишиться не только владений и подвластных, но и головы. Одни князья и дворяне поступали так, как подсказывал им инстинкт самосохранения и понимание своих выгод, т. е. подчинялись силе. Другие мужественно бились с русскими войсками, убегали в горы или к закубанцам, но опять-таки не из любви к крестьянству, народу (таких чувств, судя по всему, они не испытывали отродясь) или верности России или Крыму, но из желания отстоять свои и своего класса привилегии. Во время русско-турецкой войны (1787 г.) Е. Чорин доносил коменданту Кизляра: «Все князья ожидают случая и в чью в воинских делах при главной армии превозможение будет, к той стороне предаться желают» (Скитский, с. 17).

Вот краткая хроника событий, по документам, помещенным в КР0 (т. 2):

В июне 1769 года большинство кабардинских князей присягнуло на верность России, остальных генерал де Медем принудил к этому силой, переведя с Кумы на Баксан.

В начале марта тот же де Медем выносит предупреждение большой группе князей, совершивших набег на ингушей и отогнавших их скот, убив при этом около 40 человек. В свое оправдание кабардинцы заявили, что издревле брали дань с ингушей, а теперь те не только ее не платят, но и совершают набеги и крадут скот у кабардинцев.

В марте 1773 года де Медем приказывает майору Таганову удержать от нападения на ингушей шестерых молодых князей с 400 узденями.

Во время войны русско-турецкой войны в 1774 году кабардинцы вместе с крымцами и турками напали на казачью станицу Наурскую, где потерпели поражение. В том же году шесть тысяч кабардинцев, перейдя реку Малку, напали на крепость св. Павла, где дислоцировался штабной лагерь генерала Якоби. Нападение было отбито с большим уроном для кабардинцев.

В январе 1778 года астраханский губернатор И. В. Якоби сообщает о попытке трех тысяч кабардинских дворян напасть на Павловскую крепость; услышав о приближении конной команды, нападавшие убежали.

В октябре 1778 года И. В. Якоби пишет в рапорте, что закубанские ногайцы обещают кабардинским князьям помощь, но что старшины «черного народа» побывали у подполковника Тоганова и пообещали, что «как скоро князья их взбунтоватся вздумают, то неотменно они со всеми своими семьями, отложась, уйдут под защищение в наши крепости».

В 1778 году князья Ахловы доносят коменданту Моздока о призыве грузинского царя Ираклия к князьям Кайтуке и Келеметю перейти на жительство в Грузию, с чем они согласны и подговаривают на этот шаг и их, но они, Ахловы, с этим не согласны и хотят остаться подданными России.

Весной 1779 года произошло очередное нападение кабардинцев на Моздокскую линию, в результате боя они также были разбиты.

9 декабря 1779 года кабардинцы вновь обязуются признать себя за подданных российского престола и исполнять все требования царской администрации (Кудашев, с. 71), но многие смириться с таким положением не хотели.

В апреле 1780 года И. В. Якоби рапортует о намерении князей Малой Кабарды удалиться в горы и что они, «принуждая подданных своих к тому усильно, делали им разныя притеснения, а напоследок, видя их упорство и несогласие, рубили саблями и выгоняли вон». Но «чернь», «оставя жен и детей в их руках, перебралось к Моздоку более 800 человек и просили защищения». Высланное войско арестовало зачинщиков дворянского бунта, а остальные разбежались.

1780, декабрь. Якоби сообщает, что в Кабарде все спокойно, но происходят столкновения с закубанскими ногайцами; кабардинцы же «хотят темиргойцам и бестленейцам зделать за учиненные ими на Жентемировы кабаки нападение отмщение; почему и просили помощи, однако ж он, г-н ген.-майор, в том отказал».

1782 год, июль. Большая группа кабардинских князей пишет царице Екатерине, выражая недовольство постройкой Моздокской линии крепостей, а также почему-то приносит жалобу на армян, «обитающих в наших местах»: «Мы всепокорнейше и рабски в. и. в. просим от сих вредных людей нас защитить и их для торгов и для других притчин приказать в наши места не допускать ни под каким видом, чтобы тем самым прекратить их происки».

1782 год, октябрь. По какой-то причине намерение некоторых узденей вместе с подвластными переселиться в Грузию вызывало недовольство русских властей, и полковник К. И. Муфель рапортует о том, что принял меры по недопущению этого. П. С. Потемкин даже распорядился выразить по этому поводу предупреждение грузинским царям Ираклию и Соломону, чтобы они не принимали беглецов, а русской администрации, в случае надобности, приказал применить силу.

1782 год, ноябрь. Группа князей и дворян посылает письмо, в котором оправдывается за угон табунов, принадлежавший русскому полку, утверждая что это сделали «кубанские народы», но что пострадали и они, однако полковник Таганов запрещает наказывать этих похитителей; сообщают также, что молодые князья ездили за Кубань и захватили «княгиню их и с ней десять душ».

1782 год, ноябрь. Командующий Кавказским корпусом П. С. Потемкин рапортует о том, что лошадей угнали дети князя Мисоуста Багаматова вместе с закубанцами; он не стал его наказывать, но с остальных «воров» взыскал похищенное; владельцы собрали взысканное с народа, за что тот вознегодовал, и добавляет: «… надеюсь, что с наступлением весны останутся кабардинские князьки, естли не вовся без подданных, по крайней мере, с самым малым их числом». По поводу просьбы владельцев идти походом на бесленейцев, П. С. Потемкин считает, что разрешение такое им нужно дать, но следить, чтобы они не смогли «под видом нападения на бесленейцев» увести туда своих людей.

1783 год, январь. Князь Мисост Баматов просит П. С. Потемкина защитить кабардинцев от закубанского султана и быть судьей в спорах князей.

1783 год, январь. Кабардинские князья и дворяне приносят жалобу П. С. Потемкину на притеснения генерала Фабрициана.

1783 год, январь. Князья и уздени пишут письмо Екатерине II, раскаиваясь в своем требовании срыть крепость Моздок и обращаясь с просьбой дать жалованные грамоты тем из них, кто отличился на русской службе.

1784 год, июнь. Князья обращаются к П. С. Потемкину с просьбой взять их в ожидающийся поход на закубанцев.

1787 год, август. Письмо группы князей к П. С. Потемкину с сообщением о том, что их войско численностью в 600 человек готово для несения службы и вскоре соберется на реке Малке.

1788 год, январь. Рапорт бригадира И. Горича о совместном с 5 000 кабардинцев под началом 40 князей походе за Кубань. Поход оказался успешным, завершившись покорением «злодейских абазинцов», ногайцев и бесленейцев, и «поражением» отряда турок и абазахейцев.

1788 год, февраль. Донесение прибывшего из-за Кубани Атажука Хамурзина о намерениях турок и численности их войск, о присяге адыгейских племен на верность Турции и приезде за Кубань чеченского шейха Ушурмы (Мансура).

1788 год, апрель. Заявление князя Мисоста Баматова и его сыновей генералу П. А. Текелли об их верности России и с просьбой выделить 100 человек конницы для «собирания» своих подвластных и защиты от других кабардинцев. Текелли пришлось выслать три роты егерей, так как некоторые князья хотели убить сыновей Мисоста.

1791 год. Список князей и узденей, представленных к награждению за участие в русско-турецкой войне 1787-1791 года и в боевых действиях против чеченцев.